Не сразу пришёл ответ: "Да, нормально, просто Анна Леонидовна задержала".

Конечно, задело: ни извини, ни нормальной причины не назвала — все равно ведь можно было хотя бы написать после перемены. Но зацикливаться не стал: было и было.

"Поужинаем или просто погуляем? Заеду за тобой через полчаса".

Опять ответ пришел не сразу: "Нет. Извини. Голова разболелась, хочу лечь спать."

"А говорила все нормально. Давай приеду, чай сделаю", — искал всякий повод увидеться с ней, пусть не в самых приятных обстоятельствах, но больная голова — это все же не так страшно, можно и побыть вместе.

"Спасибо, не нужно. Хочу спать уже."

"Хорошо. До завтра. Целую."

Она не ответила.

Печально…

Что-то все же было не то в ее поведении, но что понять не мог. Она жалела о том, что между нами было? Другой причины я не видел: она изменилась ещё в отеле перед отъездом. Надеялся выяснить все завтра.

Но написанное мной в последнем сообщении и столь ожидаемое мной "до завтра" не сбылось: пришлось срочно улететь в командировку до пятницы: потребовалось и мое участие, помимо отцовского при запуске обновленной системы. И вот там реально полностью был погружен в работу, но даже при этой нехватке времени делал почти не возможное: успевал ещё и Даше писать. Но она продолжала отвечать довольно сухо, что безусловно, меня напрягало.

Даша

До конца пары он тоже не написал, как не написал и после. Наверно вообще забыл, что мы договорились устроить мини свидание на перемене. Класс. С трудом отсидела последние пары, а потом отработала, и вымотанная, не сколько физически, сколько эмоционально, пришла домой, и только тогда получила сообщение от Эда.

Он спросил как дела и дома ли я сейчас, и, надо же, всё-таки спросил в следующем сообщении почему я не пришла.

"Потому что ты всю перемену и без меня прекрасно провел", — хотела написать, но не стала — сказала, что задержала Леонидовна — так и было по сути. Частично. Он ничего на это не ответил, наверно, и спросил-то просто так.

Зато в своей манере — не спрашивая, сказал, что скоро заедет за мной погулять или поужинать. Мелькнула мысль уже в тот момент прямо в сообщениях поставить точку в наших недоотношениях, но как? Когда прямо сказать не хватает духу и, чего уж, желания, и рука автоматически тянется отвечать.

Написала только, что болит голова — и тут почти не соврала: хоть и не болела, но была будто свинцовая, тяжелая, так нелегко мне давались эти переживания. На что Эд предложил посидеть дома. Может ему просто хочется снять определенное напряжение, а я удобный для этого вариант?

Я представила себе на миг, как он приезжает, и мы сидим у меня дома, пьем чай, как он и предложил… У меня не было суперского ремонта как в его квартире, да и мебель была хоть и новая, но совсем простая, но вовсе не это меня волновало — я понимала, что мы не остановимся на чае — я сама этого не захочу, если вспомнить наши бурные ночи и дни после конференции. Низ живота томно сжался от этих воспоминаний и предвкушения возможной встречи. Но нет. Завтра. Можно увидеться завтра: насытиться им, пусть и не в полной мере, и заодно все прояснить для себя.

Понимала, что все может проясниться уже сегодня, если встретимся, но я и в те разы так думала, а контролировать весь вечер свою злость на Аню и на него я бы не смогла.

"Завтра обязательно поговорю, ну или посмотрю на его поведение", — говорила я себе.

И все равно очень хотелось его увидеть, и только усталость и обида на него в итоге помогли это желание пересилить.

Но ни на следующий день, ни в следующие два дня мы не увиделись: он улетел в командировку и лишь изредка что-то писал. О постоянной переписке или звонках речи вообще не шло, поэтому мои доводы о том, что я для него лишь развлечение, постепенно все больше подтверждались.

Однако в пятницу его пара была. Выглядел он уставшим, но заданные на прошлой паре задания принимал все равно без малейших заминок со своей стороны.

Заметила, как Аня на него смотрела во время занятия. Ну ещё бы я не заметила: последние дни я только и думала о ее словах и этой ситуации, поэтому, как только мы расселись, я постоянно выхватывала ее глазами, причем чаще не специально. Эд же на Аню не обращал внимания, но зато после пары попросил ее остаться.

— Алексеева, вы тоже задержитесь, — обратился ко мне, а сам пошел к ней.

Почему он подошел к ней, а не позвал к своему столу… Чтобы я не слышала?

— Мне за дверью подождать? — спросила я, невольно выдавая свое недовольство.

— Нет, подождите здесь.

Эд что-то говорил Ане — она спрашивала — он объяснял, но речь их я не слышала. Потом он что-то напечатал в телефоне и показал это Ане, она кивнула, подтвердив набранное. При всем этом действе, которое походило на вбивание номера в телефон, Эд мило ей улыбался. После этого я сразу отвернулась от них и старалась думать о чем угодно, только не о том, что сейчас видела.

Через минуту я услышала движение и повернулась в их сторону. Аня уже шла по узкому коридорчику между стульями и стеной на выход, Эд шел чуть позади и смотрел в телефон.

Проходя мимо меня, Аня поиграла бровями, сияя от счастья. Не знаю, что он ей мог сказать такого, но вид у нее был как будто она реально выиграла какой-нибудь свой идиотский спор — только тогда она так радуется. Я же, наоборот, не могла заставить себя хотя бы просто расслабиться, не то чтобы порхать как она.

Проводив Аню до двери, Эд щелкнул замок за ней, едва она вышла. Потом опять подошёл ко мне, взял за руку и молча потянул к своему столу.

Так хотелось спросить, зачем он ее оставил и о чем они говорили, но не хватало ещё демонстрировать ему свои чувства, свою ревность, итак наверно всё на лице прочитал, пока шел ко мне.

Как только мы дошли, он развернулся, вжал меня в свой стол и впился поцелуем. Все мои мысли, негодование сразу отступили не то что на второй, наверно на сотый план, и мое сознание погрузилось в эту пучину чувств и ощущений. Он целовал страстно, но при этом аккуратно, не переходя грань степенности и не срываясь в дикость.

На мне была блузка и достаточно короткая юбка-карандаш, но Эд этим не воспользовался, во всяком случае не воспользовался так, как мог бы: целовались мы долго, и Эд порываясь запустить руки мне под юбку, сам себя все время останавливал, поглаживая только выше колена. Иногда его рука поднималась выше по внутренней стороне бедра, но потом замирала и опять опускалась к колену. Этим он меня немного обескураживал и расстраивал мое разгоряченное тело: я ещё с первых секунд завелась от его поцелуев и мне нестерпимо хотелось большего.

Умом я конечно понимала, что не… Нет. Даже умом в тот момент не понимала, потому что, казалось, система органов чувств во сто крат заглушила все остальные системы моего организма, и я даже думать не могла о неуместности моих желаний. Только позже, после того как Эд объяснил свою сдержанность камерами, я поняла насколько меня мало что волновало в тот момент.