(…)

Псковский лагерь СД части 28344

В этом лагере на одной и той же должности работают русский и немец. Например, коменданты лагеря – русский и немец, кладовщики – русский и немец и т. д. При этом лагере есть караульная и рабочая команды (сапожники, портные, ординарцы). В г. Пскове этот лагерь был огорожен двумя рядами проволоки, а сейчас не огорожен ничем, а располагается на ул. Капуе от 145 до 109 км ст. Ассари, что в 30 км западнее города Риги. Окончательно этот лагерь и часть переехали на ст. Ассари в начале марта 1944 года.

С личным составом иногда проводятся строевые занятия, специальных каких-либо занятий нет. Личного состава всего около 100 человек. Цель этого лагеря такая же, как и лагеря Зандберг, – это проверка и отбор лиц, пригодных для работы на немцев. Метод проверки примерно такой же, плюс к тому же люди проверяются на практике. Это относится к «Ягдкомандам» – летучим командам, которые ведут борьбу с партизанами. Отличившихся в борьбе с партизанами награждают немецкими крестами и т. п. Эти команды хорошо обеспечиваются, живут свободно, без контроля и ограничений.

Кроме прямой борьбы с партизанами, эти «Ягдкоманды» занимаются провокацией. Они надевают костюмы, похожие на партизанские, заходят в деревню, сначала действуют как «партизаны», а когда узнают, что население их приветствует, хорошо относится, они начинают грабить население, убивать наиболее преданных советской власти. Такие команды германским командованием держатся в тайне.

Цель всего этого такова, чтобы опорочить советских партизан, противопоставить их населению. Показать населению, что вот чем занимаются партизаны и что советские партизаны ничего общего, в полном смысле этого слова, с партизанским движением не имеют, что это «бандиты». Что причиной плохого положения в «освобожденных» областях не является Германия, Германия ведет борьбу с партизанами с целью «спасения» русского народа от грабежа «бандитов».

Об этом мне рассказал Желудков Василий следующее:

Судженко Михаил – перебежчик, попал в окружение советских войск вместе с немцами под Сталинградом. Переоделся в красноармейское обмундирование и пробрался в одно из советских подразделений. Вторично перешел на сторону немцев. Из отряда по борьбе с партизанами он пошел к знакомой в одну из деревень Островского р-на Ленинградской области. Там его встретили эти «Ягдкоманды», переодетые в партизанские костюмы. Стали предлагать ему пойти к партизанам. Судженко, напуганный, согласился, тогда его эти «партизаны» расстреляли. Об этом знает полковник Сахаров – белоэмигрант, так как Судженко служил в его отряде.

Я интересовался личным составом этих команд. С тем, с кем мне приходилось разговаривать, все они в прошлом преступники (репрессированные органами советской власти). За то, что я, будучи дежурным по лагерю, дал увольнительные записки двум, не состоявшим в списке для увольнения в отпуск, отсидел трое суток под арестом. Один Чурукаев был у немцев на плохом счету.

Я ему дал эту увольнительную. Как я позднее узнал, меня за это хотели обвинить, что способстовал ему в побеге к партизанам. Это была моя грубая ошибка. Спасло меня в данном случае то обстоятельство, что я сделал это с разрешения командира роты.

В этом лагере я находился до 20 ноября 1943 г., ожидая назначения.

С находившимися в этом лагере работать было очень опасно, так как, они, устроившись на «тепленьких» безопасных местах, ждали только конца войны. Кроме того, многие из них были преданные немцам (разведчики, ординарцы, повара и т. д.). Красная Армия в это время победоносно наступала, отряды, которые действовали от этой части по борьбе с партизанами, в своем большинстве перешли к партизанам, а остатки были отосланы либо в лагерь пленных, или на работу. Немцы до предела освирепели, начались аресты, расстрелы. Атмосфера жуткая. Я потерял всякую надежду получить должность. Думаю, если уйти к партизанам, взять с собой 2–3 человек, это слишком мало. Прийти к партизанам с такой группой как пополнение я считал для разведчика слишком мало. О школе диверсантов этой части я хорошо знал, будучи еще в Зандберге. Операция лейтенанта Степанова потерпела неудачу. Связаться с кем-либо из этой школы я не мог, так как она находилась км в 25–30 западнее Пскова в д. Печки Печерского уезда.

Я решил теперь попасть в школу, или, вернее, я бы согласился, если бы мне предложили пойти туда. Специальных шагов в этом деле я никаких не предпринимал, да этого и нельзя было сделать, так как немцы никогда не посылают туда, куда ты пожелаешь.

19 ноября 1943 г меня вызывает унтерштурмфюрер СС Грайфе – заместитель командира части 28344 майора Крауса. Там был начальник школы диверсантов оберштурмфюрер Хорват. Зачем меня вызывали, я примерно знал. Грайфе и Хорват спрашивали у меня, согласен ли я на активную борьбу с большевизмом. Я говорил, что согласен. Об активной борьбе с большевизмом они мне сказали, что расскажут при вызове в следующий раз.

20 ноября 1943 г. меня, Желудкова Василия и Виктора (о нем напишу ниже) направили в школу диверсантов в д. Печки. Поместили вначале в 4 км западнее д. Печки в имении какого-то графа. Называлось это имение Халахальня. При советской власти там была МТС. Меня вызывал к себе капитан Назаренко, офицер-белогвардеец, эмигрировавший во Францию. Во Франции он работал каким-то инженером. В школе был преподавателем по общевойсковой дисциплине.

Приметы: высокого роста, 54 года, полный, при походке немного склоняется вперед. Шатен, на голове большая лысина, носит очки.

Он говорил мне, что здесь я буду жить под другой фамилией. Я сам выбрал фамилию Чушкин. И так я стал Чушкин.

Таким образом, я оказался «курсантом» школы диверсантов. Ничего хорошего для немцев я не сделал и их заданий не выполнял. Перед тем как меня послать в школу диверсантов, я через один-два дня был дежурным по Псковскому лагерю и иногда был на разных работах.

Почему меня немцы послали в эту школу, чем я им понравился?

Во-первых, правильное пользование легендой, с которой я был переброшен в тыл противника.

Вербовавшие меня в Конотопском лагере являлись обершарфюреры Грайфе и Земмель, которые отвечали за мои политические «убеждения». Мое поведение.

Я четко выполнял все немецкие военные и гражданские правила. Придерживался четкости и опрятного внешнего вида. Немцы любят четкие приветствия начальников по их строевому уставу. Не любят нарушений дисциплины, опозданий, неточности и т. д. Я был дисциплинирован на «отлично». На вид я старался быть веселым, всем довольным, улыбающимся, быть умеренным и спокойным, ожидающим от немцев только хорошего. Немцы самолюбивые, все немецкое – хорошее, а не немецкое – хуже. В таких мелочах и то приходилось льстить их самолюбию.

(…)

В высказываниях на политические темы требуется умеренность и осторожность.

Ругать большевиков нельзя, т. к. немцы таких считают болтунами и мало им верят. Сочувствовать при немцах советской власти тоже нельзя было. В разговорах на политические темы нужна была солидарность. Эти «мелочи» я все учитывал и старался меньше говорить на политические темы.