– Книга, она и есть книга, верно?

– Да, сэр. Как скажете, сэр.

– А что ж еще, черт возьми? – Энтони встал в картинную позу для замаха клюшкой.

Дворецкий позволил себе сдержанно улыбнуться:

– Что-нибудь еще, сэр?

– Пока нет. – Эмберли переключил все свое внимание на партнера по игре.

Как только Бейкер ушел, Кокрейн высказал свое мнение по ситуации в целом. Укорил Эмберли, заявил, что тот не лучше остальных; только ходит, вынюхивает и не говорит ничего.

– Чем ты вообще занимаешься? Я, черт возьми, не понимаю!

– Ищу пропавшую собственность.

– Чью собственность?

– Пока точно не знаю. Нет, я, конечно, догадываюсь, вот только доказательств у меня никаких.

Энтони уставился на своего приятеля, растерянно моргая:

– Что-то я никак в толк не возьму… Я думал, ты ищешь убийцу Доусона, и вот теперь говоришь, что…

– Я никогда не проявлял особого интереса к убийству Доусона, – перебил его Эмберли.

Мистер Кокрейн выразительно закатил глаза:

– Нет, я точно закончу свои дни в психушке. Причем чувствую, ждать осталось недолго.

В гольф с Кокрейном Фрэнк играть не стал. Вместо этого сел в машину и поехал в Карчестер, где его уже ждали начальник полиции и инспектор Фрейзер.

Они увидели, что сегодня Эмберли как-то особенно молчалив и скрытен. Полковник Уотсон был этим обстоятельством огорчен, инспектор торжествовал. Он начал долго и подробно рассуждать о различных версиях убийства Доусона – до тех пор, пока не понял, что Эмберли не слушает его.

Полковник Уотсон, более проницательный, чем инспектор, внимательно посмотрел на Эмберли, а затем спросил:

– Узнали что-то новое?

– Да, мне так показалось. До сих пор думаю, что не ошибся. Но единственная улика в этом деле исчезла. И боюсь, что она попала не в те руки или может быть уничтожена. Где эта улика сейчас находится, понятия не имею. И, пока не выяснится, где она есть, я не смогу ничего поделать. Но, стоит мне ее заполучить, можете считать, что дело раскрыто.

Инспектор насмешливо улыбнулся:

– Впечатляет, сэр. Полагаю, вы проясните сразу все – и убийство Доусона, и остальные дела? Жаль, что пока вам нечего нам сказать.

В глазах мистера Эмберли сверкнуло пламя.

– Поскольку вы так зациклены на убийстве Доусона – самом неважном звене в этой цепи, как я уже неоднократно отмечал, – ладно, скажу вам, кто его убил.

Полковник едва ли не подпрыгнул:

– Так вы знаете?

– Знал еще с того вечера, когда в особняке состоялся костюмированный бал, – невозмутимо ответил мистер Эмберли. – Его убил Коллинз.

Уотсон был ошарашен:

– Но… но…

– Замечательно, сэр, – все еще улыбаясь, произнес инспектор. – Стало быть, такой пустяк, как твердое алиби, в расчет уже не принимается?

– К алиби следует относиться с особой осторожностью, инспектор. Будь у вас больше опыта в расследовании преступлений, вы бы уж давно усвоили этот урок.

Фрейзер побагровел:

– Может, будете столь любезны и представите нам доказательства, мистер Эмберли?

– Доказательств никаких. Лишь один человек мог бы опровергнуть это алиби, но он не посмеет. А вы можете относиться к моим высказываниям, как вам будет угодно.

– Все это, конечно, очень интересно, – с сарказмом заметил инспектор. – И крайне полезно. Стало быть, обвинить в убийстве нам некого, так, что ли?

– Почему же? Напротив.

– Понимаю. Слышал ваше мнение по поводу смерти Брауна. Собираетесь предъявить обвинение в его убийстве тому же Коллинзу?

– Коллинз, – мистер Эмберли взял со стола шляпу, – последний человек на этом свете, который мог быть заинтересован в смерти Брауна. – Он обернулся к полковнику Уотсону. – Теперь что касается пропавшей улики, полковник. Если у вас имеется мало-мальски тактичный сотрудник – только ни в коем случае не Фрейзер, – пусть он допросит сестру Доусона. Вполне возможно, что искомый предмет в момент смерти находился при нем. Надо, чтобы допрос был проведен толково и осторожно. Шансы невелики, но попытаться все же стоит.

По пути в Грейторн Эмберли заехал в Верхний Неттлфолд, повидаться с сержантом Губбинсом. Тот занимался разбирательством автомобильной аварии, но отлучился на минуту, переговорить с Эмберли.

– Сделали, как я просил? – спросил Фрэнк.

– Да, сэр. Такер. Второй раз он не ошибется, обещаю.

– Что ж, хорошо. – Эмберли кивнул Губбинсу на прощание и уехал.

В девять часов вечера в гостиную вбежала перепуганная горничная и истерически воскликнула:

– О сэр! О миледи! Воры! Грабители!

– Что?! – рявкнул сэр Хамфри и уронил газету на пол. – Здесь, в доме?

– О да, сэр! Ну так мне показалось. В спальне мистера Эмберли, сэр. Я так перепугалась, что стало дурно, сэр.

Фрэнк взирал на нее с абсолютным спокойствием:

– Что именно произошло?

Горничная сбивчиво рассказала, что около девяти вечера она поднялась наверх приготовить постели и обнаружила: спальню мистера Эмберли обыскивали. Все ящики вдвинуты, их содержимое разбросано по полу; небольшой столик у окна перевернут, бумаги разлетелись во все стороны. Все его чемоданы открыты, а с кожаного кейса – в котором Фрэнк держал документы – сорван замок. Даже постельное белье стащили с кровати, а уж что касается костюмов, висевших в платяном шкафу, так они пребывают в самом плачевном состоянии. Ничего подобного прежде видеть ей не доводилось.

Тут она умолкла, переводя дух; а сэр Хамфри, сверля племянника укоризненным взглядом, заметил, что с него достаточно.

– Ступай и приберись там, Молли, – распорядилась леди Мэттьюз. – Как думаешь, Фрэнк, он что-нибудь нашел?

Эмберли покачал головой.

– Довольно умно с его стороны подозревать именно меня. Но совсем неумно думать, что я могу оставить это в своей комнате. Стало быть, он полагает, что вещь у меня. Что ж, это многое проясняет.

– Какое счастье, дорогой! А что все-таки проясняет?

– Этот обыск означает, что предмет по крайней мере не попал в чужие руки, – с улыбкой ответил ей Эмберли.

– Прекрасно, дорогой. И не кипятись, Хамфри. Это не имеет к нам никакого отношения.

Но у сэра Хамфри окончательно лопнуло терпение. Если два ограбления подряд в его доме не имеют к нему отношения, что же тогда имеет, хотелось бы знать? И каким образом грабителю удалось проникнуть в особняк так, что никто ничего не слышал? Нет, это действительно уже слишком!

Леди Мэттьюз взглянула на застекленную дверь: