Церковь святого Эдмунда с ее резной перегородкой, отделявшей клирос от нефа, и украшенными каменным кружевом мраморными колоннами вызвала у Адель неподдельное восхищение: золотые запрестольные образа поблескивали в сиянии дюжины длинных белых свечей, высокий сводчатый потолок с затейливой лепкой выглядел таким величественным, что она сразу поняла, почему многие окрестные сервы верили, будто крыша храма достигает небес.

Утренняя месса уже закончилась, и прихожане быстро разошлись. Адель стояла на коленях рядом с Барбарой, супругой Джералда Монсореля, в одном из боковых приделов. По слухам, целебная вода с раки святого Эдмунда обладала способностью возвращать женщинам плодовитость, и леди Монсорель, которой отчаянно хотелось иметь ребенка, выпила несколько кружек воды из источника над ракой. Теперь она молилась долго и горячо, прося святого Эдмунда совершить для нее чудо, которым он не раз удостаивал других.

Вскоре Адель заметила, как Рейф и Джералд вышли через каменную арку на солнечный свет, обсуждая между собой какой-то важный вопрос. Она надеялась, что мужчины дождутся их, однако они уже устали от бездеятельности и теперь спешили приготовиться к предстоящему турниру.

Барбара продолжала молиться, и Адель передвинула затекшие колени на бархатной подушечке. Выражение лица Рейфа прошлой ночью снова разожгло в ней любопытство касательно истинных мотивов этого паломничества. К тому же ей очень не понравилось его серьезное, холодное лицо. Обычно Рейф часто смеялся, и даже мгновения их близости – а в последнее время они старались не упускать ни малейшей возможности – были расцвечены искрами веселья. Он стал для нее не только возлюбленным, но и другом, и вот теперь его угрюмое настроение ставило все это под угрозу.

– Аве Мария…

Адель слегка вздохнула, когда Барбара начала снова читать розарий Деве Марии. Внутри церкви стоял такой сильный запах ладана, что у нее щекотало ноздри.

Осмотревшись по сторонам, Адель увидела в каждой из небольших боковых часовен ряды свечей, оставленных прихожанами, обращавшимися к своим святым покровителям за милостью. Если она зажжет свечу и попросит святого о том, чтобы к Рейфу снова вернулась прежняя беззаботность, услышит ли он ее? Ее просьба казалась настолько легкомысленной в сравнении с куда более серьезными нуждами других людей, что ей было стыдно даже подумать об этом.

Наконец Барбара закончила. Женщины с трудом поднялись на ноги, совершенно одеревеневшие от долгого стояния на коленях. Барбара робко улыбнулась Адель, ее лицо после недавней страстной молитвы выглядело необычайно бледным. Однако даже несмотря на стоявшие в глазах Барбары слезы, Адель показалось, что подруга выглядит прелестной, словно сказочная принцесса. Темные волосы ее, заплетенные в косы, были убраны под сетку, усыпанную драгоценными камнями, бледный лоб украшала золотая диадема.

Перед тем как выйти на улицу, они оправили плащи. Накидки из темной шерсти, подбитые мехом куницы, были их единственной защитой от сквозняков и пронизывающего холода ноябрьского утра.

Адель ободряюще пожала протянутую ей руку с нежными, как у ребенка, пальцами. Эта женщина уже стала для нее на удивление близкой. Как только Барбара узнала, что вся одежда Адель отправлена в Фордем вместе с багажом, она предложила ей несколько новых платьев. Неожиданная щедрость леди Монсорель удивила и обрадовала Адель – по крайней мере теперь она не выглядела как служанка и могла занять свое законное место среди равных по рангу дам.

Слуги, сопровождавшие их к мессе, терпеливо ждали возле дверей церкви, за которыми толпились больные и калеки. Некоторых принесли сюда на носилках, другие приковыляли сами на костылях. Воздух оглашался надрывным кашлем, смешивавшимся с детским плачем и заунывными причитаниями богомольцев. Адель почувствовала облегчение, когда тягостная сцена осталась позади. Кивком головы приказав слугам следовать за ними, она подхватила под руку добросердечную Барбару и поспешила с ней вдоль длинного ряда золотушных нищих, занявших свои обычные места по обе стороны от латунных церковных ворот. Адель шла вперед по мощенной булыжником улице, не обращая внимания на беспрестанные мольбы о подаянии. Не то чтобы ее сердце было черствым, однако она возмутилась не на шутку, когда увидела, как те же самые калеки распивают эль в «Короне и митре», забыв о своих болячках. Рейф уже рассказывал ей о некоторых уловках, к которым прибегали мнимые нищие, – они, например, натирали руки и ноги десмодиумом, чтобы вызвать язвы, или одалживали на время детей с врожденными уродствами, чем вызывали сочувствие прихожан.

Как только Адель и Барбара покинули огороженный двор церкви святого Эдмунда, толпа заметно поредела, что позволило им довольно быстро добраться до дома Фицалана, где их уже ждала Маргарет, сестра Барбары.

Адель и Рейф получили приглашение остановиться у Фицаланов, чтобы не проводить ночи в «Короне и митре». Рейф и Джералд Монсорель были давними друзьями, и ей очень нравилась Барбара, однако Адель не питала особой симпатии к надменной Маргарет и ее тщеславному супругу. Еще больше ей претило то, что сама она считала бесчувственностью со стороны Маргарет по отношению к ее младшей сестре. Без сомнения, вид новорожденного младенца Маргарет приносил радость Барбаре, но Адель не могла избавиться от ощущения, что для леди Монсорель этот младенец был слишком болезненным напоминанием о ее собственном бесплодии.

Дом Фицаланов оказался таким огромным, что заполнял собой почти всю южную сторону улицы; его верхний этаж, выступавший над узким тротуаром, был расписан голубой и красной краской и покрыт позолотой, так же как и резные фигуры архангелов с распростертыми крыльями, стоявшие на страже по обе стороны от входа. Фасад дома украшало великолепное окно со вставными стеклами, зеленоватый оттенок которых превращал свет, проникавший в дом, в дымчатый полумрак. Это огромное окно лучше всего свидетельствовало о богатстве Фицаланов и стало чем-то вроде местной достопримечательности: многие из прохожих останавливались на улице внизу, чтобы полюбоваться им.

Когда женщины переступили порог, их тут же встретил плач ребенка Маргарет, такой пронзительный, что этот звук неприятно действовал на слух Адель, и она пожалела о том, что не может заставить его замолчать. Крики раздались снова. Барбара вздрогнула, словно от боли, и Адель тут же попыталась отвлечь внимание подруги от младенца.

– Мы отправимся на турнир пешком? – спросила она громко, моля Бога, чтобы поскорее подошла кормилица.

Барбара слабо улыбнулась:

– Нет, лучше мы поедем туда верхом со всей подобающей случаю пышностью – Джералд уже велел привести из харчевни твоего коня. А знаешь, я почти забыла о том, что сегодня турнир.

– Разве о таком можно забыть? – не сдержалась Адель. – Мне еще никогда не приходилось бывать на турнире. Надеюсь, что ни Рейф, ни Джералд не пострадают. Это очень опасно?

Барбара снисходительно посмотрела на подругу.

– Еще бы! Иначе наши мужчины не стали бы принимать в этом участия, – наставительно заметила она. – Мы никогда не слышали о том, чтобы турнир устраивался в самом конце года, но пока еще стоит хорошая погода, и Фулк считает, что было бы непростительно упустить такой благоприятный случай, когда в городе находятся столько знатных рыцарей и их слуг.