У Шески на стук не отвечают, и Воорт решает попробовать первый этаж. Там дверь открывает смуглый мужчина, только что вернувшийся с работы, судя по развязанному галстуку, мятой белой рубашке и купленному в магазине готовой одежды пиджаку.

Мужчина молодой – под тридцать, – довольно щуплый, с небольшим брюшком, на лице скорее любопытство, чем подозрительность – еще один признак того, что этот район, по крайней мере по стандартам большого города, считается безопасным.

В квартире работает телевизор: судя по заранее записанному смеху, там идет какой-то комический сериал на испанском. От острых запахов у Воорта разыгрывается аппетит.

Мужчина изучает полицейский значок Воорта, потом говорит:

– Джон снимает у нас верхний этаж. Он был женат на кузине моей жены. Она умерла.

– Не знаете, где его можно найти? – спрашивает Воорт.

– У него неприятности?

– Нет.

В конце концов, Воорт понятия не имеет, ждут ли Джона Шеску самые крупные неприятности в его жизни, но ему интересно, почему военный гений, бывший преподаватель Вест-Пойнта, бывший преподаватель современной военной тактики в Куонтико живет на втором этаже этого обшитого пластиком домика в Куинсе, пусть даже принадлежащего дальним родственникам.

– Я просто хочу поговорить с ним о деле, над которым работаю, – говорит Воорт. – Не знаете, когда он будет дома?

В голосе хозяина слышны извиняющиеся нотки.

– Он путешествует. Когда он уезжает, я забираю его почту. Я не видел его уже неделю.

– Его поездки связаны с работой?

– Он очень занятой человек.

– Куда он уехал? – спрашивает Воорт, размышляя, не услышит ли сейчас о Чикаго, Монтане, Ланкастер-Фоллзе или Массачусетсе.

– Он не обсуждает со мной дела. Думаю, ему очень скучно.

Хозяин пожимает плечами, и Воорт понимает, что в этом доме работа не считается главным в жизни. Работа обеспечивает деньги, чтобы люди могли получать удовольствие от более важных вещей: еды, семьи, футбола, кино.

– Не знаете, когда он вернется? – спрашивает Воорт.

– Он никогда не уезжает больше, чем на неделю. Что-нибудь передать?

Воорт вручает ему свою карточку. Настроение немного улучшается, хотя разочарование гложет. Он говорит хозяину, что квартал кажется мирным и приятным. Мужчина кивает.

– До того как я приехал из Кито, люди говорили мне, что Нью-Йорк – опасный город. Но здесь безопаснее.

Безопаснее, думает Воорт. Точно.

Уже в машине, по дороге на встречу с Джилл, он включает новости и слушает диктора, обеспокоенного ситуацией на Ближнем Востоке и здоровьем президента. Комиссар полиции решает, кого назначить новым главным детективом, когда на следующей неделе Хью Аддоницио уйдет на пенсию, продолжает диктор, словно намекая, что без Аддоницио преступления захлестнут Нью-Йорк, похоронив районы вроде того, который Воорт только что покинул, и оттолкнув город обратно в темные века, когда вечером люди прятались по домам, боясь выйти на улицу.

Нажимая на педаль газа, разгоняясь, чтобы вовремя успеть к Джилл Таун и сменить ее дневного телохранителя, Воорт размышляет, куда отправился Джон Шеска.

В Массачусетс, как Микки?

Или это он пытается убить Джилл Таун?

– Надо будет пересечь долину, – говорит капитан новому лейтенанту, Джону Шеске из Сисеро. – Там будут джунгли, – добавляет капитан, когда они – в кондиционированном куонсетском ангаре[11]– склоняются над зелено-коричневой топографической картой.

– Так точно, сэр.

На дворе 1972 год.

– Несколько патрулей в этом районе попали в засаду. Мы получили информацию, что в Док Хо спрятано вражеское оружие.

Капитан сворачивает карту и достает из письменного стола папку с личным делом. Он – кадровый офицер, во Вьетнаме уже третий срок и повидал множество лейтенантов, но говорит Шеске, что тот хорошо поработал. На него произвело впечатление, что Шеска выучил вьетнамский, что вполне подходит дня разведки, но, как и сам капитан, отправился во Вьетнам добровольно.

– Ты патриот. Хорошо проявил себя под огнем. Если на вас нападут, вызывай по рации тяжелые вертолеты. Мы будем держать их наготове.

Несколько часов спустя Джон Шеска ведет под горячим дождем дюжину младших сержантов, одного капрала и сержанта по имени Чарли Манн по узкой тропинке, зигзагами поднимающейся в гору. Дождь промочил его насквозь, даже под шлемом. Что-то мелкое, мокрое и живое, кажется, грызет ступню правой ноги. Однако есть в буйной анархии леса что-то, заставляющее его чувствовать себя в своей стихии, – то, как она отталкивает сомнительную цивилизацию. Здесь не нужно иметь дело с людьми как таковыми – только с материально-техническим снабжением, стратегией, математическими величинами.

На самом деле он почувствовал себя свободным, покинув Чикаго, подружку, друзей, отца. Теперь пот льется ручьями под формой, от чего кожа становится скользкой, и стекает по ногам. Жара давит на легкие. Жидкий воздух наполнен запахами гниющей древесины и мокрой земли.

Где-то вдали слышится протяжное: «Каа! Каа!» Возможно, это макак-крабоед, но, может быть, и человек, подражающий крику животного.

«Эта куча листьев выглядит неправильно. Я не видел по дороге других куч, так почему эта оказалась здесь?»

Шеска садится на корточки, делая знак своим людям держаться в стороне. Рассматривает ее и – с расстояния в пять футов – замечает, что растительность над этим местом кажется более коричневой. Увядшей.

Никаких веревок или проводов не видно.

Шеска находит обломок бамбука, очищает от червей и осторожно смахивает верхние листья.

Под листьями – сложенные крест-накрест пальмовые «опахала».

– Черт, лейтенант. Это же западня!

Дно ямы в два фута шириной утыкано острыми бамбуковыми кольями, наконечники которых измазаны темно-коричневым сухим дерьмом.

– Засыпать, – командует он восхищенным людям, которые могли бы свалиться в яму.

Два часа спустя у опушки джунглей внезапно показывается Док Хо. С расстояния в полмили деревня кажется мирным скоплением хижин, свиней и трогательно крохотных рисовых полей, прильнувших к ступенчатому склону горы. Название похоже на солдатскую шутку:

– Привет, дружище, как зовут доктора во Вьетнаме, которого лучше не посещать, если хочешь быть здоров?

– Док Хо, любезный. Док Хо-Хо-Хо.

Дождь перестал; время к вечеру, с громким плеском падают огромные капли воды, стекая в лучах солнечного света с листового полога над огромными папоротниками и веерами листьев.