– Да! Самое важное! Поляков не совсем списали. Они готовятся заслать в Петербург своего агента, и этот агент – женщина! Операцией интересуется сам Бонапарт. Надо срочно сообщить об этом в столицу!

– Агент – женщина? А имя, возраст, цель задания известны?

– Нет, лишь то, что я вам сказал.

– Ну, пускай засылают.

– То есть? – опешил Ахлестышев. – Как это пусть засылают? Это же очень опасно для нас!

Тут Ельчанинов неожиданно подмигнул собеседнику и приложил палец к губам.

– Более пока ничего сказать не могу. Но вашу мысль поселить в шпионском гнезде своих людей одобряю. Право, Пётр Серафимович, у вас талант к оперативной работе! Поступайте в наше ведомство! Война ещё долгая, дел хватит.

– Беглого каторжника в штат включите?

– Я над этим работаю, – коротко парировал Ельчанинов. – А сейчас идём к “отчаянным”. Времени в обрез: завтра чета Тюфякиных должна поступить на службу.

Батырь пошёл на Поварскую за Степанидой, а Пётр со штабс-капитаном сразу направились в подвал. Там в последнее время произошли изменения. Московский пожар остыл, и руины больше не дымились. Топить печку стало опасно: одиноко поднимавшийся из земли столб дыма издалека бросался в глаза. А по развалинам рыскали поляки, искали партизан. Поэтому Сила Еремеевич приказал готовить пищу только по ночам, и сильно не топить. В подвале сделалось прохладно для маленького ребёнка. Кроме того, плач Митеньки могли услышать наверху чужие уши. И маму с сыном перевезли на Поварскую. Под землёй сразу стало скучно. Малец притягивал к себе всеобщее внимание и создавал в отряде семейную атмосферу. Каждый норовил что-нибудь принести ему с матерью: кто яркую тряпочку, кто найденный на улице колокольчик.

Кроме того, Отчаянов велел приходить и уходить из подвала всякий раз другим путём. Набитые партизанами тропы могли выдать их убежище. Непрошеным гостям устроили ловушку: накрыли яму соседнего погреба подпиленными досками. Поляки в неё не угодили, но попались два мародёра-португальца. Один сломал при падении ноги и сильно расшибся. Больше туда никто не совался.

Сила Еремеевич выслушал предложение Ахлестышева и подозвал старосту нищей артели. Когда тот услышал план, то сразу согласился. Играть роль мужа Степаниды – это ж мечта! Потом пришла сама баба и начальники огорошили её тем, что она больше не вдова.

– Пойми, Степанида, – убеждал её Отчаянов. – Мужа да жену охотнее возьмут. Шпионы – народ подозрительный. Чего это вдруг двое розных пришли в один день в прислугу наниматься?

– Можно и не в один, – робко возражала баба.

– Можно. Но тогда к тебе, как одинокой, могут в том доме французы подкатиться.

– Ой! – вдова прижала руки к огромной груди. – Не дай Бог! Я согласная! Но – с одним условием.

– С каким?

– Зосима Гуриевич, это к вам условие. Мы ведь там, как муж и жена, в одной комнате будем жить и на одной постеле спать. Так?

– Вестимо. Но вы ведь знаете, Степанида Фроловна, что у меня в отношении вас намерения серьёзные. Так что ж в том плохого, если мы ляжем в одну постелю? Или вы мне отказываете?

Баба покраснела, как девушка.

– Нет, не отказываю. Уж коли такой разговор начался промеж нами… Вы добрый человек и жалеете меня, несчастную вдову. Что, конечно, мне лестно и приятно. Но покуда сорок дён после смерти моего Федота не миновали, ничему такому промеж нас быть не следует. Иначе грех это.

– Я, Степанида Фроловна, мужчина с понятием, – степенно ответил Саловаров. – Раньше сорока дён никак нельзя. Но только я уж всё сосчитал. Осталось тридцать три дни. А уж тогда сами понимаете: я до вас давно охотник.

При этих словах Степанида тоже молча посчитала в уме и согласно кивнула головой.

Решивши этот деликатный вопрос, будущие супруги получили от штабс-капитана подробные инструкции. Муж должен наловчиться прятать секретные бумаги и сжигать под их видом прочий сор. Жена – относить эти бумаги за пределы особняка и передавать связному. И в том, и в другом деле не следовало торопиться. За новичками сперва будут следить. Только завоевав доверие Мориса, они могут начать воровать документы. Степанида, как кухарка, должна выговорить себе право покупать провизию. Тут за ней тоже могут наблюдать: к кому подошла, что сказала. Особо разведчик предостерёг их от лакея. Он хоть и русский, но человек лживый и бесчестный. И служит предателю князю Шехонскому. Поэтому Гаврилы следует опасаться не меньше, чем французов, а даже и больше.

И наконец, последним с молодожёнами поговорил Ахлестышев. Он рассказал об Ольге, о своих чувствах к ней, об их истории. О тяжёлом положении молодой женщины, живущей в окружении врагов. Степанида и Зосима Гуриевич заверили Петра, что будут всячески помогать их встречам, а при возможности устроят и побег.

До наступления ночи Ахлестышев с Сашей-Батырем ещё успели сходить на Поварскую. Вардалак обошёл соседей Тюфякиных и научил, что им отвечать, если завтра французы приведут Степаниду с партизаном Саловаровым. Пётр наказал то же самое гусарам. В награду выставил четверть хлебного вина и большую банку варенья.

Всё прошло, как было задумано. Видимо, княгиня устроила вечером порядочный скандал насчёт прислуги. Недоверчивый Морис тут же вышел к русским, когда узнал, что семейная пара ищет работу по дому. Он лично сводил соискателей на место их жительства. Обыватели Поварской в один голос заявили, что Степанида известна им как баба работящая и порядочная. А Федот Тюфякин человек смирный и не лодырь, выпивает только по праздникам.

Не удовлетворившись этим, Морис пошёл через улицу к саксонцам. Те подтвердили, что давно наблюдают эту семейную пару и ничего плохого за ними не заметили. Баба их обстирывает, муж помогает ходить за лошадьми. Аккуратный. Нуждаются в пропитании, да, но в нём сейчас и гусары нуждаются…

Так люди Ельчанинова проникли в жилище полковника французской разведки. А Пётр получил конфидентов в своих сердечных делах.

Уже на следующий день случилось происшествие. Гаврила полез к кухарке с руками. Видно, рассчитывал, что новенькие поначалу буду вести себя тише воды ниже травы. Но Степанида пожаловалась мужу. Тот пришёл со двора в дом и на глазах у жандармов задал Гавриле изрядную трёпку. Как ни странно, этот инцидент лишь укрепил авторитет партизана в глазах Мориса. Тот отставил Гаврилу от домашних дел и поручил их Тюфякину-Саловарову. Лакей теперь целыми днями сидел в гостиной, пил ликёр и ковырял в носу. Зосима таскал воду, топил печи, натирал паркет, и всё это делал весьма исправно. И скоро довольный камердинер поручил ему сжигать ненужные бумаги.

Степанида тоже угодила жильцам. Кушанья она готовила простые, но разнообразные и вкусные. Сам господин Лелорнь, начальник графа Полестеля, дважды приезжал на Остоженку на “русские ужины”. Отчаянов даже хотел перехватить его в один из таких приездов, но начальника наполеоновской разведки хорошо охраняли. Да и жалко было терять источник таких сведений! Степанида беспрепятственно выходила из дома и передавала партизанам пачки выброшенных Морисом документов. Там были донесения полевых лазутчиков, отчёты разведывательных дозоров, но самыми ценными являлись черновики докладов Полестеля. Он писал не только для Лелорня, но и для самого Наполеона. Свои аналитические обзоры граф делал на основе сведений, поступавших в бюро, и указывал источники. Допросы пленных выявляли малодушных офицеров. Допросы поджигателей – имена казнённых героев. Доносы внутренних шпионов – настроения в Великой армии. Наиболее важными были извлечения из депеш агентов Полестеля в Петербурге и внутренних российских губерниях. Обретаясь в Москве под видом эмигранта, граф создал целую шпионскую сеть. Свои агенты имелись и у Лелорня, который тоже несколько лет прожил в России. Среди изменников даже значились один вице-губернатор и один предводитель уездного дворянства. Имён агентов в беловом докладе Полестель, видимо, не указывал, но в черновиках ставил в скобках! Русская разведка получила источник сведений, исходящих из ближайшего окружения Бонапарта.