Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Идем назад, — Рома мурлычет, съезжая с моих губ на подбородок, потом шею, легонько прикусывает кожу. Гладит поясницу, движется ниже. Я дрожу сильнее и очень хочу согласиться, но нахожу в себе силы давлю на плечи. Ловлю его недовольный взгляд, складываю бровки домиком, чтобы не злился:
— После завтрака. Холодное будет невкусно. Пожалуйста…
Багиров со вздохом сдается. Садится за стол, смотрит в тарелку. Я тем временем лечу за вилкой для него. Забыла, дурёха.
— Выглядит и пахнет очень аппетитно.
Получив его похвалу, я расцветаю. А потом с замиранием сердца слежу, как Рома пробует. Реакция получается ошеломительной.
Он, видимо, думал, что готовить я не умею и придется лгать, но нет. Повар я очень неплохой. А у него взлетают от приятного удивления брови.
Рома начинает уплетать с неподдельным мужским аппетитом, а я таю от кайфа. Сажусь рядом и тоже пробую.
Мы болтаем, Рома время от времени шутит, я заливаюсь краской. Он не выглядит утомленным моей компанией и явно не собирается выгонять меня после завтрака. Но спросить о наших планах на день я както не решаюсь.
Пусть инициатива исходит от него, а я на все соглашусь.
Когда в спальне звонит Ромин телефон, первой его слышу я. Чтобы он не отвлекался, встаю за ним.
Увидев на экране «Отец», чувствую новый приступ жгучего стыда. Ужасно, что я врала не только Роме, но и его родне. Воспользовалась их доверием.
— Почему погрустнела? — Рома берет из моих рук телефон, но прежде чем принять вызов, поднимает взгляд на меня.
Смотрит внимательно и немного напряженно. Мне кажется это трогательным, он за меня волнуется. Но сейчас поводов для его волнения нет.
— Просто не представляю, как скажу твоему отцу, что занимаюсь не свадьбами, а похоронами. — Мне так стыдно за ложь… — Я признаюсь, честно, — ненадолго жмурясь и мотая головой.
Рома же хмыкает. Дожидается, когда я посмотрю на него, манит пальцем.
Я послушно тянусь к нему, Багиров придерживает указательным пальцем мой подбородок, приближается и произносит практически в губы, обдавая запахам крепкого кофе.
— Не сомневайся, отец будет в восторге. Почти в таком же, как я после того, как поговорю и мы с тобой вернемся в спальню. Похороны его любимая тема для разговоров.
Я теряю дар речи, не совсем понимая шутит он сейчас или серьезно, а Рома, как ни в чем не бывало, чмокает меня в кончик носа, откидывается на спинку стула и принимает звонок.
Я понимаю, что неплохо было бы соблюсти приличие и дать Роме поговорить по телефону наедине. Дергаюсь, собираясь встать, но он ловит меня за руку.
Наши взгляды встречаются. Рома смотрит в мои глаза, гладит ладонь и спокойным тоном говорит уже не мне, а в трубку:
— Алло, папа. Что-то срочное? — я улыбаюсь и стараюсь хотя бы не прислушиваться к доносящемуся из динамика голосу. А вот от Роминого тембра привычно таю.
Он говорит не очень много. В основном: «да»/«нет»/«наверное». Один раз сказал: «планирую». Один, посмотрев на меня, улыбнулся как-то по-особенному и подтвердил: «непременно».
Чувствую, что когда он сбросит, я всё же не сдержусь и задам глупейший вопрос: «вы говорили обо мне?», но в какой-то момент всё меняется.
Рома немного хмурится и перестает поглаживать руку.
— Конечно, помню… — Поворачивает голову к окну, смотрит в него. — Как ты относишься к тому, чтобы перенести?
Что именно Рома хочет перенести, я понятия не имею, но отчего-то волнуюсь. Старший Багиров отвечает довольно долго. Рома слушает, хоть и видно, что терпение его подводит.
Но я обожаю его еще и за то, что он умеет держать себя в руках. Видела всего несколько проявлений несдержанности.
А еще пусть бурчит, но отца он очень уважает.
— На сегодня у меня были важные планы, — Рома произносит твердо, бросая на меня новый задумчивый взгляд.
Я застенчиво улыбаюсь, сердце бьется быстрее, чем обычно. Кажется, Рома сейчас борется не просто за свой день, а за наш.
Но ожидаемо сдается под натиском.
Шумно и долго выдыхает. Отпускает мою руку и тянется к переносице. Трет её, дослушивая очередную длинную речь.
— Я понял, папа. Понял. Хорошо. Сегодня значит сегодня. У нас с Мирой были другие планы, но раз тебе важнее соблюсти традицию, чем дать нам от души постараться над внуками…
Я ловлю новый лукавый взгляд Ромы. Он подмигивает, а мои щеки вспыхивают…
Вот негодяй! Умеет торговаться!
Уверена, отец говорит ему что-то похожее, но на своем настаивает.
Когда Рома скидывает, я замираю в ожидании. Слежу, как он допивает кофе. Встает сам и подает руку мне.
Поднимает со стула, изучает лицо, убирает за ушко выбившуюся прядку.
— Отец ждет нас вечером у себя. Вдвоем. Традиция, чтоб её. Семейный ужин. Переносить отказался.
Всё звучит не слишком критично. Я перевариваю и киваю:
— Я не против, но мне нужно будет попасть домой, чтобы переодеться.
— Не волнуйся, это я тебе устрою. Только позже.
Получив согласие, Рома разворачивает меня, оставляет руки на талии и подталкивает в сторону выхода из кухни.
— Спасибо, всё было очень вкусно. — Он запоздало благодарит, вжимаясь своим телом в мое сзади и целуя в шею.
— Подожди, посуду нужно в посудомойку…
Моя вялая попытка увернуться пресекается категорично.
— Посуда никуда не убежит, — спорить с ним бессмысленно, я уже поняла, но мне очень хочется.
Поворачиваю голову, говорю:
— Я тоже сбегать не собираюсь… получаю поцелуй в уголок губ. Потом ловлю озорной взгляд:
— Я сильно опасаюсь, Мира, чтобы моя удача не ограничилась одной ночью. Ты же видишь мы только вышли из спальни, и сразу полетели рушащие планы звонки…
Это чистая правда. Сказать против нее мне нечего. Поэтому я просто разворачиваюсь, обнимаю Рому за шею и пячусь на носочках в нужную сторону.
— Поэтому всё потом, — хотела бы кивнуть, но это сделать уже не получается, ведь Рома меня целует.
Всю дорогу до дома Роминого отца я убеждаю себя, что повода изводить себя волнением нет. Пытаюсь скрыть дрожь в руках, но Рома всё равно отлично понимает, что чем ближе мы к месту назначения, тем я на грани к просьбе высадить меня у какойто лесопосадки и забрать на обратном пути.
Так сильно я не волновалась даже в день знакомства с ними. Но сейчас причина для моих переживаний кроется в другом.
— Ты выглядишь прекрасно, Мира. Расслабься, — Рома просит
