Прав товарищ Пономаренко — с потомками общаясь, взгляд у меня стал иной. Вот никогда бы я прежняя, читая об истории ОУН, не увидела бы сравнения с нашими революционерами-народовольцами, это бы мне показалось кощунством! А прямыми потомками народников были эсеры — ну а теперь представьте их, дополнительно прошедших еще почти тридцать лет развития, с сильнейшим националистическим уклоном, да еще много взявших и от нацизма (саму идею "обиженной великой нации"), и от большевизма (гибкость тактики, диалектический подход). И даже, как в свое время народники разделились на "Народную волю", с упором на террор, и "Черный передел", легальное "просветительство" — так и ОУН(Б) и ОУН(М), это вовсе не личности Бандеры и Мельника, а разность подходов — "чистые" террористы, считавшие предательством любое сотрудничество с властями, и "политики", также впрочем не исключающие террор, но стремящиеся увеличить свою популярность легальной деятельностью — отношения между ними были, исключительно по политической выгоде, от свары с убийствами до временного союза. Но существенно то, что действуя до 1939 года исключительно в Польше (считающейся врагом СССР), они считались для нас, советских коммунистов, "своими", ну как сейчас вождь Барзани в Курдистане, или какой-то там в Синцзяне. А для компартии Западной Украины они вообще были чем-то вроде союзников, отчего после присоединения КПЗУ пришлось распустить, но люди-то остались, кто-то вполне мог и Первым в области сейчас стать… с прежним мышлением! Если даже сам Пономаренко сказал, что могу поколебаться — сам он наш полностью, но кто-то из тех, кого он считает своими друзьями еще с легендарных двадцатых, вполне может относиться к ОУНовцам как к "своим", пусть отклонившимся, сбившимся с пути — но революционерам, борцам против национального угнетения и капитала. Да ведь и личные связи с тех времен, тоже возможны вполне!

В этом и была главная сила, особенность и опасность именно украинских националистов. Ни "лесные" в Прибалтике, ни среднеазиатские баи — не имели ни "революционного" прошлого, ни репутации "защитника народных интересов", ни двадцатилетнего опыта подпольной борьбы (против такого противника, как польская дефендзива, которая по уровню тогда не уступала французам), ни навыка сотрудничества с иностранными разведками (немецкой, но в тридцатые и с нашей, эпизодами), ни снисходительного отношения с нашей стороны. Национализм в СССР той истории, мое твердое мнение, так и не был искоренен, а лишь введен в рамки некоего компромиса, и в итоге пламя тлело, но даже прорывающиеся наружу враждебные выпады не находили должной оценки, трактовались как "национальный колорит", ну а когда СССР ослаб… И начало этой болезни было положено сейчас, когда даже товарищ Сталин решил идти на мир с украинскими "умеренными", вместо того чтобы полностью их истребить.

Достаю их сумочки пудреницу. Вернее, предмет, который при первом взгляде можно принять за нее — маленькое, блестящее, раскрывающееся, с зеркальцем внутри. Телефон из будущего — "сотовая связь" отсутствует, а вот фотокамера осталась! Не одобрялось в это время у комсомолок пользоваться косметикой, а уж члену Партии, да еще в здании Комитета — но я ведь персона из ЦК, да еще и, на их взгляд, легкомысленная профурсетка, так что стерпят. Изображая процедуру ухода за лицом (кто-то из сидящих за столом слева кидает на меня неодобрительный взгляд), делаю пару снимков, пользуясь удачным моментом, Первый Секретарь КПУ и генерал ОУН за одним столом! Да и прочие "кооператоры", попавшие в кадр, наверное, представят интерес для НКГБ? Вспышка отключена, а то бы все поняли — но света в зале достаточно, и мы этот аппарат еще в Москве опробовали, на ноуте смотрели результат, выходило вполне узнаваемо. Теперь у меня в руках то, что может подтолкнуть историю на иной путь. Если эти снимки увидит сам товарищ Сталин, будет ли перемирие с врагом? А Кириченко тогда просто мертвец.

Да и другим из товарищей секретарей — мало не будет. Как минимум, слетят с постов, и долго их будут на допросах трясти, на предмет сознательного сотрудничества с врагом! Хотя наверное, кто-то и не знал, а кто-то старался не знать и не замечать. Так настоящий коммунист обязан быть бдительным! И не о личном спокойствии думать, а об интересах СССР. А если выбрал иное — что ж… И не надо на меня коситься — пусть я сейчас старательно изображаю легкомысленную особу, откровенно скучающую на заседании, внешность бывает обманчива, нельзя по ней судить, кто враг а кто свой. Тот же Кук на вид совсем не похож на убийцу, скорее на агронома или председателя колхоза — вполне интеллегентное лицо, неприметный пиджак поверх вышитой рубахи, армейские бриджи, и наверное, сапоги, не видно под столом. А Кириченко во френче без погон, как товарищ Сталин на каком-то из известных портретов, и что?

А ведь выходит, из всех присутствующих, самый советский человек и подлинный коммунист — это я? И не то что карьеру — жизнь всех этих партийных товарищей, сейчас в своей сумочке держу! Дайте мне только до Москвы добраться! Ой, за лицом своим следить — я же кокетливая, глупая, ветреная ППЖ! Смейтесь, презирайте, шушукайтесь — ведь хорошо смеется тот, кто будет последним!

Фу, ну вот, закончилось наконец! Кириченко снова что-то там ставил на голосование, на меня оборачивается — товарищ инструктор ЦК не возражает? — я кивала. Вот, все встают, начинают расходиться. И мне пора!

— Товарищ Ольховская, вынужден вам заметить — останавливает меня Кириченко — что вот это ваше (тут он делает какое-то движение рукой у своего лица) позорит облик советского человека! И я вынужден буду о том доложить в Москву!

Едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться ему в лицо. И это говорит мне — тот, кто только что принимал у себя прямого врага Советской Власти? Сам покойник, без пяти минут — знаю, что на Украине 58я статья УК совсем другого содержания, нумерация не совпадает — но судить-то тебя будут в Москве, по нашему кодексу!

— Что делать, товарищ Первый Секретарь, если я не только коммунист, но и красивая женщина — отвечаю я, подчинившись неодолимому желанию подразнить этого болвана — и мой жизненный опыт говорит, что одно совершенно не мешает другому. Например, стать инструктором ЦК.

Кириченко только рот разевает, не найдясь, чем ответить на такую наглость. А ведь я снова ни слова не солгала — была бы пусть и "правильной" уродиной, вряд ли бы мне мой Адмирал предложение сделал? И не сумела бы я занять свое положение в Проекте, не заинтересовала бы и товарища Пономаренко! Если у вас все — то я пошла!

— Товарищ Ольховская, задержитесь! — слышу голос Кириченко, уже на пороге — вы изъявляли желание ознакомиться с ситуацией не только в Киеве, но и на местах? В таком случае рекомендую вам товарища Сидоренко, который владеет наиболее полными сведениями, представляющими большой интерес для товарищей из Москвы.

Ой, мамочки! Кук смотрит на меня, не приветливо, а скорее, оценивающе, как кот на мышь. С выражением, "сейчас слопать, или поиграть немного"? И двое его подручных рядом! Хотя думаю, что убивать инструктора ЦК, прямо в здании ЦК КПУ, на глазах у Первого Секретаря и прочих, еще не разошедшихся, свидетелей, это будет слишком? Так ведь увезти могут — выведут под руки, сунут в машину, и прощай!

Нет — что-то говорит своим громилам, и те уходят. Сам раскланивается с Кириченко, и любезно приглашает меня в приемную, присесть на кожаный диван в углу, "чтобы не стеснять нашего хозяина". Манеры обходительного пана — а глаза холодные, как будто там нежить под маской человека. И что же ему от меня надо?