— Так. Я сейчас надумал, что одни и другие были рады, когда мы били тех, третьих. Вот так!

— Врешь ты, дед, что там так много разного народу — не может того быть! — посматривая на всех, заспорил Щек.

— Точно говорю! Как яблочек разных много, так и людишек не мене! Такая там земля.

— Ах, во-от оно что… Паву-то там видел?

— За хвост держал-тянул, важную. Жар-птица — вся в огне, а холодная! Можешь за хвост, а можешь за что хошь. Токмо шумнет по-вороньему иной раз. Но что значит, свет-Гульна, птица по сравнению со Стрибожьими стежками, гнетущими людишек?!..

Премного удовлетворенные вечерними сказками, положились спать. Да, Чубок за короткий срок сильно стал заметен в семье. Ему, так или иначе, рады были все. Внезапно приехавший, вероятно, должен был бы он так же и уехать. Но к нему привыкли. Стреша просыпалась утром и, вспомнив, что он здесь, про себя радовалась. Гульна и Светояр предполагали в Чубке безалаберного, веселого парня. Ребятня просто хвостиками за ним увивалась. Лишь Сыз ревновал его ко всем. Чубок этого не замечал. Или делал вид, что не замечает. Со стариком чего ругаться?..

Разошедшиеся по полатям долго слышали из темноты голос Чубка. Обстановка напоминала повалушу Поречного. Устроившись рядом со Светояром, Чубок завел с ним беседу, вспоминая сказку Сыза про заморье:

— Видно, у каждого народа свои чернявые есть. У нас вот печеные — степняки… — рассуждал громко Чубок.

— А у варягов кто чернявые? Наша-то земля им чужая? — донесся из темноты голос Щека.

— Чужая, а назвались мы, говорят, от них, — подключился Светояр.

— Нет, не могли пришлые нас назвать. Издавна, поди, так речемся — мы ведь русые! — не согласился Чубок.

— Добры молодцы, вы были мальцами, про русичей что-то слыхали? — вмешался Сыз. Щек со Светояром молчали, а Чубок рассмеялся:

— Я и сейчас не слышу. Мы, дед, всегда были русичами на речке нашей.

— На тебя — тьфу! Ты-то будь хоть кем!

Теперь уже дружно рассмеялись молодцы.

— Мужики, имейте стыд, замолчите! — недовольно проскрипела Гульна. — Щек, подле тебя жена, а ты гогочешь… — Потом добавила: — Вы в Поречный-то наведайтесь: поглядите, что да как, и нам расскажете…

Наутро Щек с Чубком отправились в поселок. Каждый размышлял: как это он сам не придумал туда наведаться? Почему ждал совета женщины?

С ними попросился и Ярик. Гульна вздохнула и отпустила — как дюжину дней назад Светояра за реку с Синюшкой. Хотела Щеку сказать, чтоб смотрел за мальчиком, но, вспомнив гибель Малка, крикнула самому пареньку:

— Смотри взад, вперед, под ноги! Если не надо сильно — не лезь никуда! Лучше плюнь и вернись!

— Эх, мать, едем же к нам — у нас тихо! — расхорохорился Чубок.

— Сынок, и краснобаев мене слухай! — оборвала женщина.

Ярик вытянулся на Гнедке и, косясь на попутчиков, сравнивал, насколько он ниже их.

— Тебе бы седло — был бы выше меня! — заметил его старания Щек. Чубок уже припустил застоявшуюся на лугу, потучневшую лошадку.

Светояр занялся делом в корчийнице: поднакопились старые железные насадки.

— Светя, ты што тут? — вошла Стреша.

— Попробую подновить, да и, может, сменяю на меч. Не хватит — шкурки беличьи на верехе валяются.

— Меч? — с грустью переспросила девочка.

— Что ты, Стреша?

— Да так — подумалось…

— О чем же, красна девица? Коль можешь сказать — скажи.

— Я по-девичьи.

— Это как же — по-девичьи? — заулыбался Светояр, не глядя на давно волновавшую кровь очаровашку.

— У Длеси видал сапожки?

— Как-то видал… Хочешь, поди?

— Очень! — загорелась неведомым раньше чувством Стреша.

— Красивые… — вгляделся наконец-то в ее глаза Светояр. — Но купцы сюда их не везут. Ни у кого, кроме Длеси, я таких не замечал.

— А мне хочется… Я все делаю, стараюсь, рано встаю… Неужто на подарок не заработала?

— Без них, что же, не проживешь, аль вставать рано перестанешь?

Девочка выбежала вон, бормоча под нос так, чтобы слышно было:

— Придется кого другого попросить!..

Светояр сначала подумал, накладывая черные угли в топку, что она пойдет к Щеку. А потом — как ошпарило: «Возьмет и попросит у Чубка! Отведет в сторону и наедине шепотком приятным скажет: „Чубочек…“» Мужик ранее заметил перемену Стреши телом, а теперь — и разумом…

Девушка подошла к Длесе и завела громким голоском какую-то беседу… А Светояр вспомнил ни с чем не сравнимые чувства пятнадцатилетней давности. Со Щеком с берега напротив смотрели они на купавшихся поречных баб. Рядом с купальщицами ходили мужики да парни и очень странно себя вели: что-то делали, разговаривали о чем-то пустом, время от времени пошучивая с плескавшимися девчатами.

Ребята же, смотревшие то действо из лесу, глаз не могли оторвать от плоти необычной и прекрасной. Дождались конца купания женщин, и долго после этого говорить более или менее мог только Щек. Светя, впечатлившийся увиденным, молчал почти неделю. За те несколько дней брат совершенно заговорил его. Светя в конце концов предложил еще разок сходить посмотреть, а Щек рассмеялся и позвал его в Перунов лес…

Подобное состояние испытывал он сейчас. То же чувство: хотелось подойти и смотреть, смотреть, чуть поговорить и снова смотреть — прямо в рот, в очи… «О, боги! Сапожки… Где ж их взять?..»

— Стреш, поди-ка сюда.

Девушка замолчала, с опозданием что-то ответила Длесе и подошла.

— Я видел торлоп у купцов… Может, его нам купить? Серебряными нитками подол шит, рукава широченные — во какие!

— Да не надо мне ничего. Я так просто спрашивала… — И пошла снова к Длесе.

— Стреш.

— Ну что?

— Ты — красивая. Вскорости будешь еще красивей — куплю тебе что-то! — пообещал Светя и занялся делом в темной корчийнице.

— Ухаживает? — поинтересовалась молодая женщина.

— Нет пока… — по-взрослому расстроилась Стреша.

— Красивая, говорит?.. Правда, хорошенькая ты… Но чутко мне — рановато тебе лезть к нему! — рассматривая девушку, посоветовала Длеся.

— Не рано! Не то Щек меня с кем-нибудь сдружит!

— А ты не хочешь? Сколь ребят, небось, в Поречном и кроме Чубка!

— А я Светю хочу мужем! Чем не хороша-то ему?

— Да рано тебе, лиса! А ему тебя уже поздно! — Вниманием своим сверлила Длеся девицу. — Щеку скажу, чтоб не водил никого. Это ты с Чубка взбеленилась.

— А что Щек? Он мне не голова.

— Нет, он у нас всему роду голова.