После богатого купца Неттера, умершего в 1575 году, осталось только семь рубашек, хотя на складе у него было около 300 локтей полотна…

Некий плавильщик олова, владевший семью книгами (!) — целым состоянием по тем временам, — имел только одну рубашку. А г-н Зигмунд Фрейлих, умерший в 1582 году, оставил своим наследникам четыре дома и… восемь рубашек.

Обувь тогда все горожане, за исключением самых знатных (или склонных к «неоправданному мотовству»), носили деревянную.

Французская мода, распространившаяся по всей Европе, в Кёнигсберге «пробуксовывала». Хотя французы исправно посылали сюда свои «фигурины» — раскрашенных кукол из обожжённой глины или воска, «одетых» в нарисованные супермодные платья (нечто среднее между «объёмной» картинкой и манекенщицей). Но… экономные, бережливые немцы считали следование моде пустой тратой времени и денег. Их практически не коснулась эпоха барокко — с её парчовыми тканями, богато украшенными вышивкой и золотыми лентами, с её повальным увлечением кружевами.

У Замкового пруда. Слева — магазин Зильберштейна

Прогулочная зона у Замкового пруда, 1930-е годы

Грациозное и лёгкое рококо также прошло стороной. Это в кокетливой Франции женщины носят сумочки помпадур для бесчисленных косметических мелочей, маленькие перчатки и муфточки… это во Франции туфельки шьются маленькими и изящными, с глубоким вырезом, на высоком каблучке, и украшаются лентами, пряжками и даже драгоценными камнями… это в куртуазном Париже нижнее бельё является настоящим произведением искусства — шёлковое, расшитое золотом и серебром, богатыми вышивками и кружевами, а одевание дамы превращается в утренний церемониал, в котором принимают участие и кавалеры (и не только в высшем свете, но и в мещанских домах).

В Кёнигсберге немки по-прежнему стучат по мостовым своими деревянными подошвами. Правда, они носят пудреные парики и широченные кринолины. Но… ни один корсет не может превратить расплывшуюся талию добропорядочной фрау — в осиную, а мушки (маленькие чёрные кружочки из шёлка или тафты, которые приклеивались на лицо, шею и даже на интимные места для пущего «гламура») смотрятся на свекольных щеках как, пардон, тараканы в борще.

Немки никогда не умели и не любили одеваться. Уже в XIX веке английский юморист Джером К. Джером писал:

«Здесь не делается такого огромного различия между классами населения, чтобы ради положения в обществе стоило бороться не на живот, а на смерть… Жена профессора и жена мастера со свечной фабрики каждую неделю встречаются в излюбленной кофейне и дружно обсуждают местные скандальные новости; доктора не брезгают обществом трактирщиков ‹…› богатый инженер, собираясь с семьёй на пикник, приглашает принять в нём участие своего управляющего и портного, те являются с чадами и домочадцами, со своей долей бутербродов и питья, и все отправляются вместе, а на обратном пути поют хором песни…

‹…› Вкусы немца и его жены остаются до конца дней непритязательными. Немец любит видеть в своём доме побольше красного плюша, позолоты и лакировки… Иногда немец наймёт художника и прикажет ему изобразить на главном фасаде своего дома кровопролитную битву, которой всегда мешает входная дверь, а в спальне над окнами — парящего в воздухе Бисмарка…

Его главное удовольствие — кресло в опере — стоит несколько марок; туда его жена и дочери ходят в платьях домашнего шитья, накинув на голову платочки ‹…› немец сентиментален и легко поддаётся женскому влиянию. Если говорится, что он самый лучший жених и самый скверный муж, то в этом виновата немецкая женщина: выйдя замуж, она не только забывает всю поэзию и романтическую обстановку, но гонит их из дома щёткой и метлой. Даже девушкой она не умела одеваться, а замужем немедленно забросит последние порядочные платья и начнёт напяливать на себя что попало.

‹…› Поклонение своей красоте она спешит променять на ежедневную порцию сладостей, после каждого обеда отправляется в кофейню и набивает себя сладкими пирогами с кремом, запивая их обильным количеством шоколада. Конечно, в короткий промежуток времени она становится жирной, рыхлой, неповоротливой и положительно неинтересной…» («Трое на четырёх колёсах».)

Но, тем не менее, модной одеждой торговали и в Кёнигсберге. До 1933 года готовым платьем и прочими одёжными причиндалами заведовали в основном еврейские негоцианты. «Путеводитель по Кёнигсбергу и прилегающим морским курортам для русских путешественников», изданный Гаазенштейном и Фоглером в 1912 году, размещал рекламу таких магазинов, как торговый дом шёлковых материй Гольдштейна на Юнкерштрассе, 5 (ныне улица Шевченко):

«…означенная фирма ‹…› завоевала себе общие симпатии всего населения Кёнигсберга. ‹…› И почему? Очень просто: потому, что чувствовалась потребность в подобного рода предприятии. Кёнигсберг растёт… растёт желание подражать в моде Берлину, Вене и Висбадену. ‹…› Следует ещё констатировать, что Гольдштейн прекрасно понимает удовлетворять вкусы русских дам».

На Постштрассе, 13 (современная западная часть улицы Шевченко), размещался магазин Конрада Якобсберга, специализировавшийся на дамских шляпах и нижнем «белошвейном» белье:

«…магазин в самом центре города ‹…› в нескольких шагах от главной почты, может быть отнесён в известном роде к достопримечательностям Кёнигсберга. Стоит обратить внимание на широкие, роскошно декорированные окна ‹…› стоит заглянуть внутрь. ‹…› Образцовый порядок, необыкновенная опрятность, прелестный вкус… — всё это производит на посетителя впечатление не магазина или, ещё яснее выражаясь, „торговли“, а будто бы устроенной специальной „выставки“. ‹…› Большой контингент из года в год приезжающих в Кёнигсберг русских считает ‹…› фирму Конрада Якобсберга своим поставщиком; к услугам и для удобства русских покупателей имеется в магазине барышня, знающая русский язык».

Там же, на Постштрассе, 13, — мастерская по пошиву мужских платьев М. Баршалла; на Юнкерштрассе, 13/14, — «Жокей-клуб», где продают галстуки, перчатки, «верхние рубахи» и прочие мужские принадлежности.

На Юнкерштрассе, 10, — фирма Зильберштейна, существовавшая 54 года, устраивала в своём огромном здании выставки парижских и венских моделей дамских шляпок; предлагала «громаднейший выбор блуз, юбок, костюмов, спортивной одежды, поясов, шарфов, боа, помпадуров и перчаток».

На Шмидештрассе, 14/18 (район современного Эстакадного моста), — торговый дом «модернейшего стиля» Натана Штернфельда: громаднейшее четырёхэтажное здание (нечто вроде современного супермаркета; даже с кондитерской, «специально предназначенной для отдыха покупателей»).