Мы, испуганные люди, верим бумажке, но не верим человеку. Бумага – это то, за что можно зацепиться, если мы намерены призвать другого к ответу. Вначале обязываем, затем призываем к ответу. Испуганный человек всегда норовит взяться не с того конца.

Лучшим учителем для умного является глупый, у которого нет никаких бумаг, удостоверяющих его право на преподавание. Умный, который это сознает, становится рассудительнее, ибо он мог бы добиваться справедливости, однако отыскал жизненную истину и ее распознал. Так что все мы являемся учителями и учениками в большой школе жизни, одну часть которой составляют всевозможные учебные заведения. Становись мы все смелее, у нас отпала бы потребность в подобных учебных заведениях. Замена мрака страха на духовный свет открыла бы нам мудрость Всеединства в той мере, в какой мы способны эту мудрость использовать. К сожалению, наши страхи растут, поэтому учеба нам дается труднее.

Кто старается проявить себя в учебе с хорошей стороны, тот учится для родителей и учителей. Возможно, он так никогда и не догадается, что явился на свет учиться для себя и удовлетворять собственные потребности. Даже если искренне сожалеет о своей невежественности.

Каждый ребенок, рождающийся на свет, прежде всего является учителем. Он приходит научить неуравновешенных от страхов взрослых тому, как стать уравновешенными.

Родители умнее ребенка.

Ребенок рассудительнее родителей.

Родители должны научить ребенка уму.

Ребенку нужно научить родителей рассудительности.

Ребенок учится у родителей.

Родители не учатся у ребенка, ибо считают рассудительность глупостью.

Поэтому ребенок сразу же превращается в ученика. Сперва для умных родителей, затем для умных учителей. От учителей ребенка зависит, каким учителем будет когда-нибудь сам ребенок. Это означает, что качество преподавания важнее содержания самого урока. Все бывают учениками и становятся учителями. Поэтому важно, чтобы учитель был уравновешенным. Уравновешенный учитель способен научить учеников уравновешенности.

Совершенная уравновешенность являет собой идеал. Каждый день своей жизни максимально приближаться к точке равновесия и идти дальше, но вблизи от нее – вот к чему следовало бы стремиться. Кто старается делать добро в мыслях, словом либо на деле, тот проживает день счастливо и спит спокойно, восстанавливая за ночь физические силы. Мы же, преследуемые страхами, к сожалению, пролетаем мимо точки равновесия и не понимаем, отчего страдаем то от плохого, то от хорошего.

Человечество не умеет в законах природы видеть учителя. Иными словами, не умеет следовать в направлении, указанном рукой учителя и опираясь на эту руку. Зато мы умеем превращать возвышающую помощь в унизительный приказ. С нашим умом мы научились шарахаться из стороны в сторону, словно в темном лесу, а в учителя себе выбираем столкновение с препятствиями.

Словом, вместо того чтобы приближаться к идеалу с верой, надеждой и любовью, обучение все более лишается равновесия, и его все более заносит то в одну, то в другую крайность. Возникает опасная для человечества ситуация – ученики протестуют против учебы, причем любой учебы.

Обучение достигло кризиса. Помимо всеобщего принуждения, оно еще и оказалось в половой зависимости.

Учителя-мужчины – это отец, дедушка, брат, муж и все мужчины. Учительница – это мать, бабушка, сестра, жена и все женщины. Женский и мужской стили преподавания различны. Здесь мне хотелось бы подчеркнуть роль школы, ибо школа – это то место, где исправляют ошибки домашнего воспитания, но никак не исправят. Это проблема мирового масштаба.

Учитель-мужчина предоставляет ребенку свободу. Учительница лишает ребенка свободы. Стремление мужчин к свободе как к возможности уцелеть приводит к тому, что мужчины уходят из школы. Не выдерживая пресса феминизации, они освобождают детей от себя и оставляют должность учителя, порабощающего детей. Пока мы сообща не осознаем необходимость изменения качества преподавания, мужчины не будут задерживаться в школе, и мальчики будут лишены необходимого учения. Но если учителя, особенно учителя-мужчины, вынуждены в условиях безработицы мириться с работой учителя, то в школе поселяется жестокость. Насилие над собой, диктуемое обстоятельствами, делает человека жестоким.

Женщина боится оказаться плохим учителем. Страх оказаться виноватой рождает сверхтребовательность к себе и к ученикам. Учитель-женщина взывает к чувству долга, к совести. Она убеждает, уговаривает, нажимает, подчеркивает первостепенное значение своего предмета и не понимает, что, перегибая палку, допускает ошибку. Она всех оценивает по себе и не задумывается о том, что бы стало, если бы все люди выучились лишь одному предмету. Такие же перегибы характерны для учителя-мужчины с женской эмоциональностью.

Типичная учительница не дает детям возможности выбора. От сверхтребовательности души детей рвутся на части, и если бы они не начинали протестовать, то оказались бы лишенными того, ради чего явились на свет в нынешней жизни. Чересчур послушный ребенок становится пешкой на шахматной доске жизни. В школе его называют хорошим, а в дальнейшей жизни будут называть плохим, никчемным, пассивным, глупым либо всем вместе взятым. Покорных рабов, не способных мыслить самостоятельно, не любили и во времена рабовладения, а ныне и подавно.

Все современные дети являются рабами в той мере, в какой они позволяют порабощать себя из страха перед взрослыми. Затем они становятся взрослыми и, избрав профессию учителя, в свою очередь взваливают на плечи учеников груз своей сверхтребовательности. Такой учитель сам ощущает, что только так и надо, и такого же отношения добивается от учеников. Так истребляется потребность в учебе, остается осознание, что учиться надо.

Если вы желаете возразить мне, будто положение столь скверно только у нас, поскольку советская власть вбила в нас дух повиновения, то вы ошибаетесь. Истина жизни в том, что чем выше материальное благополучие, тем сильнее душевное рабство. Советская власть была внешне суровой. Плохое, что не скрывает своего плохого, легче поддается разумению и исправлению. Человек, страдающий от навязываемого плохого, принимает меры для улучшения своей жизни и исправляет плохое сообразно своим способностям. Это плохое обогатило его житейской мудростью, раскрыло то хорошее, что таилось в плохом.

Внешняя благость капиталистического общества пришпоривает так, что притупляются все чувства, и человек, хоть и по своей воле явившийся выучить урок потруднее, перестает соображать. Его жизненный урок так и останется непройденным, если он ничего не предпримет ради собственного спасения. Таким спасителем оказывается истерия, которая заставляет человека панически метаться. Такого рода больной интеллект по законам, принимаемым большинством, именуется утонченным поведением, поэтому истеричный человек вправе считать себя лучше остальных мужланов. Трагизм его жизни проявляется позже. Я достаточно много занималась иностранцами, чтобы сказать: «Дорогие эстоноземельцы! Научитесь дорожить своей родиной и согражданами. Научитесь постигать свои потребности, из-за которых местом рождения вы выбрали эту землю и этот народ. Научитесь быть довольными собой, тогда вы будете довольны и своей родиной. Научившись помогать себе, вы поможете и ей».