Мы же ни одной тяжёлой машины так и не потеряли. Пробоины у нас были, не без этого, но лёгкое бронирование выручило и на этот раз. Так что все машины вернулись на аэродром.

А ещё через несколько дней Франция вышла из войны и запросила перемирия. Получается, не зря мы над столицей летали, бензин жгли и товарищей теряли…

За Францией наступила очередь Англии. И вот тут поступил приказ не церемониться.

Загрузились полностью и вывалили из бомболюков всё привезённое сначала на Королевские верфи Лондона, Вулвич и Чатем. Дальше посыпались телеграммы одна за другой с целеуказаниями. Не успевали отдохнуть после вылета, как уже следовал приказ вновь уходить в небо. За Лондоном последовали Портсмут и Портленд, добрались мы и до Плимута, где я с особым удовлетворением отбомбился по тому самому аэродрому, самолёты которого не так давно доставили мне столько неприятностей. Да, все же в первую очередь мы выводили из строя аэродромы и только потом бомбили арсеналы и порты с кораблями. Так что за перебитую голень мистера Конолли я рассчитался полностью…

Если в первые дни авиация противника ещё пыталась оказать какое-то сопротивление, то уже в последующие этой авиации просто не было. Смахнули мы английские самолёты с неба вместе с производившими их предприятиями. А вот противовоздушная оборона побережья у англичан оказалась на высоте. И доставалось нам от зенитного огня по полной…

Флот Эссена остановился у восточного побережья Объединённого Королевства и полностью заблокировал устье Темзы. Действуя совместно с немецкими кораблями, взяли под плотный контроль всё южное и восточное побережье острова вместе с проливами. Ну, почти под плотный. Всё-таки сил у объединённого флота маловато для полной морской блокады Королевства, есть ещё и север, и запад, да и распылять силы адмиралы не захотели. И нам сразу стало значительно легче.

Опять же по данным разведки к Ла-Маншу вот-вот должны были подойти остатки Средиземноморской эскадры… Встречать которую направился германский подводный флот.

До Лондона можно было рукой дотянуться, один шаг оставался, но…

Пришёл приказ возвращаться домой. И адмирал Эссен, скрепя сердце, это я точно знаю, уверен, был вынужден развернуть эскадру в обратную сторону. Мы пока оставались в Маастрихте, но тоже сидели на земле, небо нам приказом сверху полностью прикрыли…

Самое большое удивление вызвало даже не временное и понятное после всего увиденного, как нам казалось, затишье, а то, что буквально на следующий же день после приказа сидеть тихо, было возвращение сбитых в английском и французском небе наших пилотов истребителей. Лётчики вернулись почти в целостности и сохранности, насколько это было возможно. И кое-кого французские власти умудрились даже в новую форму одеть, правда, без знаков различия.

И ещё через неделю мне лично в руки доставили приказ Ставки, подписанный лично Командующим. Расписался в получении, отпустил курьера и вскрыл пакет. Прочитал короткий текст приказа. Выматерился… Про себя, само собой, и пошёл отдавать распоряжение готовиться к возвращению в Псков. Через Кёнигсберг.

Домой – это не на войну, собрались в один миг и уже через день покинули гостеприимный аэродром Маастрихта. И уже через двое суток были дома.

Только там и узнали, почему отозвали флот и авиацию. Теперь у нас со всеми мир, дружба и жвачка, гори они все синим пламенем. Эскадра Эссена через Кильский канал вернулась в Ревель, немецкие корабли и подводные лодки ушли в свои порты…

А мы после возвращения домой… Нет, не наслаждались законным отдыхом, а вкалывали, словно черти. Работы хватало. За время нашего отсутствия аэродромная служба совсем расслабилась – стоянки самолётов по пояс заросли травой. Воистину, кому война, а кому и… Пришлось “махнуть шашкой”, в хлам переругаться с аэродромным начальством и навести порядок. Что больше всего вывело из себя, так это тот факт, что за прошедший месяц с небольшим местные мастерские даже не удосужились вышедшие из строя “Муромцы” отремонтировать! Те так и стояли по крылья в траве на заросших стоянках со снятыми моторами…

Недолго, правда, я “шашкой махал”… Как только остыл, так плюнул на всё и накатал докладную в столицу – пусть там разбираются. Нечего нервы тратить. А ещё через несколько дней пришёл приказ оставить часть на заместителя и срочно прибыть в столицу железной дорогой. Приказ пришёл почему-то из канцелярии ведомства Батюшина, под которым с удивлением увидел подпись Государя. Чудны дела твои, Господи.

Именно по этой причине первой мыслью после прочтения приказа было: “Неужели отставка? Хорошо бы. Навоевался по уши. А на гражданке у меня столько дел…“

Выписал командировочное предписание, передал дела и поехал домой собираться. По дороге в очередной раз обдумал странный вызов с не менее странной резолюцией императора и… Решил взять с собой Лизу. Не смог удержаться. Мало ли… Тем более, если я прав в своих догадках о предполагаемой причине вызова. Наверняка ведь в очередной раз Батюшину по какой-то надобности потребовался. Точно куда-нибудь лететь предложит! Или прикажет, что будет вернее. Особенно, если вспомнить, чья резолюция была на бумаге.

Никуда я поэтому без Лизы не поеду… Да и вряд ли моя супруга осталась бы в городе, если бы узнала, куда именно я уезжаю. Так что в купе первого класса ночного Варшавского экспресса мы садились вдвоём с минимумом багажа. Не успели, к счастью, обрасти чемоданами с имуществом. И уже днём были в столице.

Устроились в гостинице, в Астории. Лиза осталась в номере, а я поспешил с докладом о прибытии. Спешил ещё и потому, что очень уж хотелось поскорее узнать настоящие причины вызова в столицу. В подвешенном состоянии неведения не хочется находиться.

Ожидания мои оправдались и одним докладом я не отделался. Стоило только появиться в канцелярии, как меня сразу же препроводили в приёмную Батюшина. Сейчас всё узнаю – и почему под приказом красуется подпись Государя, и каковы планы начальства в отношении моей персоны…

— Присаживайтесь, Сергей Викторович, — задал неформальный тон разговора Батюшин сразу же после обмена приветствиями. — Как вам нынешняя кампания?

— Вызвала несколько противоречивые чувства, — после такого моего ответа брови Батюшина обозначили едва заметное движение вверх в вопросительном изгибе, и я тут же пояснил свои слова. — Слишком легко всё прошло для нас. Словно на прогулку вышли. И, опять же, слишком неожиданно эта кампания закончилась. Словно с полдороги вернулись…

— Разве это плохо? Радоваться вроде бы как нужно? — внимательный взгляд Николая Степанович не дал расслабиться.

— Конечно, не плохо. Я сейчас другое имею в виду. Победу у нас украли…

— Вы только не вздумайте подобные мысли ещё где-нибудь высказать! — не усидел на месте Батюшин. Отодвинул с шумом стул, поднялся на ноги. Махнул мне рукой, приказывая оставаться на месте, обошёл стол и приблизился вплотную. — Сколько раз вам говорю, следите за тем, что и где произносите…

— Даже здесь? У вас?

— А у меня тем более! — сказал, как отрезал Николай Степанович. — Победу у него украли! Радоваться нужно, что живыми вернулись, что война эта надолго не затянулась! А всё остальное оставьте политикам! Легко у него прошло… А у истребителей какие потери, вы знаете? Молчать! А то, что из торпедоносцев каждый второй не вернулся, об этом вы слышали? Прогулка? От эскадры Эссена дай Бог половина осталась, да и из той половины треть в Ревель на буксире привели.