Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не беспокойся, — снова заговорил ямабуси, — я отправляю тебя туда, где есть то, что нужно мне и что должен забрать ты. Приготовь оружие, к которому привык, а я подготовлю одежду, которая укроет тебя и не вызовет подозрений у идзинов.
… Воспоминания, вытягиваемые из него горбатым колдуном, становились смутными и путаными. Итиро чувствовал, как сам становится частью собственных воспоминаний, как постепенно и без остатка растворяется в них.
Немигающие, требовательные и всепроникающие глаза идзинского онмьёдзи постепенно таяли за багровой дымкой. Теперь уже не черная смоль колдовских зрачков, а этот багрянец заслонял мир. И трудно было оставаться в этом мире.
И в этом теле.
И кажется, кончалось. Все. Навсегда.
Итиро улыбнулся, раздвигая губы, не в силах более удерживать собственную кровь в переполненном желудке. Горячая и солоноватая, она устремилась наружу. Вместе с душой, которой стало тесно в липкой кровавой ванне.
— Княже! — вскинулся Тимофей. — Кровь!
Сначала тонкие красные ниточки появились в уголках дрогнувших губ, потом заструились сильнее — по подбородку вмурованного в камень человека, по шее, по валунам. Потом губы разжались. И тут уж хлынуло по-настоящему. Густое, темное… Слабая улыбка полонянина стала похожей на глубокую резаную рану.
Видимо, тяжелые глыбы все же раздавили нутро бесермена. Камень смял потроха. Или это хитрость какая-то? Нет, на хитрость не похоже. Желтое лицо чужеземца стремительно бледнело. Узкие глаза с неестественно расширенными зрачками мутнели.
Еще секунда — и голова, торчавшая из камня, бессильно повисла. Жутковатое зрелище… Окровавленный рот открыт, глаза закатываются. Затихает слабое хриплое дыхание. И капает, капает без конца темно-красная жижа в темно-красную лужу.
— Что это с ним? — Тимофей придвинулся ближе.
— Похоже, язык себе откусил да кровью истек, — хмуро отозвался Угрим.
— Как истек?! — поразился Тимофей. — Что, так быстро?
— Да нет, Тимофей, не быстро. Видать, давно уж кровушку свою глотает. Чудно, как до сих пор не захлебнулся.
Тимофей содрогнулся. Бесермен — одно слово!
Черный бесермен в сером камне не шевелился. И кажется, уже не дышал.
— Все? Он умер, княже?
— Нет, — покачал головой Угрим. — Еще нет. Но скоро. Очень скоро. В его жилах почти ничего не осталось.
Князь-волхв повел по воздуху ладонью, чуть шевельнул губами. С зуба-столба, придавившего пленника, будто оползень с влажного земляного обрыва, сдвинулся широкий каменный пласт. Сполз, накрыл, закрыл — и голову, и кровь полонянина. Пленника теперь не стало видно вовсе. Лишь одинокая колонна с уродливым выступом в том месте, где только что из камня торчала человеческая голова, подпирала свод подземелья.
— Ну вот и схоронили, стало быть, — ответил князь на немой вопрос в глазах Тимофея.
— Кто это, княже? — глухо вымолвил Тимофей. — Кто это был?
— Воин, лазутчик, вор и ночной тать, обученный убивать исподтишка.
— И откуда ж он такой взялся?
Угрим неопределенно махнул куда-то за спину.
— Его страна лежит за степями кочевников, за владениями желтолицых царей, за далеким восточным морем. Земли, из которых он послан, первыми встречают восход солнца.
— А кто… — Тимофей никак не мог остановиться. Вопросы, казалось, сыпались из него сами собою. — Кто послал его из той заморской страны?
Князь невесело усмехнулся:
— Заморский же колдун, чья сила не уступает моей. Ты вступил на его Темную Тропу, Тимофей. Такие пути способны создавать лишь могущественные чародеи и кудесники.
— Но ведь и ты, княже… тоже… смог…
— О нет, я всего лишь в нужный момент протянул к Тропе свою тропку — меньше и короче. Поставить развилку на уже проложенную Тропу и взломать ее в одном выбранном месте проще и легче, чем самому творить весь темный путь.
— И ты вот так просто нашел нас — меня и ханского посла — на чужой колдовской Тропе? — недоверчиво спросил Тимофей.
Угрим покачал головой.
— Не просто, это было совсем не просто, Тимофей. Отыскать Тропу нелегко. Еще труднее найти на ней человека. Мне помогло защитное слово, которое я наложил на тебя и которое связало тебя со мной.
— А разве заморский чародей не делал того же со своим посланцем? Разве он не знал, что на его Тропу вступили чужаки, пленившие его лазутчика, татя и вора?
— Наверное, делал. Наверное, знал, — ответил князь. Однако по тону Угрима Тимофею стало ясно: «наверное» здесь лишнее и неуместное слово.
— Тогда почему он не разрушил Тропу, как это сделал ты? Почему вообще позволил нам вступить на нее?
— Ему нужно было то, что имелось при вас. При тебе, Тимофей. Что лежало в твоей седельной суме. Черная Кость. И ему совершенно не важно было, кто ее доставит. А без Тропы Кость никак бы к нему не попала. Думаю, он принял вас за случайную, не представляющую серьезной опасности помеху.
Тимофей тряхнул головой:
— Значит, все это из-за Черной Кости, да? Ради нее была проложена Тропа? За ней заморский кудесник отправил своего воина-татя? Из-за нее нас чуть не растерзали латиняне? И чтобы получить ее, ты вырвал нас с чужого колдовского пути?
Угрим кивнул.
— Да, в первую очередь — чтобы получить ее.
Что ж, по крайней мере, честно.
— Она действительно настолько важна, эта Кость?
Еще один кивок горбатого князя-волхва. Потом — скупые слова:
— Ты даже не представляешь насколько.
— Что есть Черная Кость, княже? — поднял глаза Тимофей. — Что она такое?
И — осекся, встретившись взглядом с Угримом. Смоляные зрачки в озерах белков пульсировали, будто два чернильных нарыва. И с каждым новым толчком зрачки князя-волхва становились все шире. Давящий взгляд немигающих очей проникал в тело и в самую душу. Темные зеницы Угрима затягивали и растворяли в себе.
Изучали. Испытывали.
Прощупывали. Проверяли.
Как долго это продолжалось, Тимофей не знал.
— У тебя добротное, крепкое сердце, — наконец услышал он задумчивый голос князя. — В твоем сердце нет червоточин. Его не испортили ни латиняне, ни ханский посол, ни Темная Тропа, ни Черная Кость. Страх и предательство не селятся в таких сердцах. Такие сердца остаются чистыми и открытыми. Ты уж не серчай, Тимофей, но я должен был убедиться, что могу доверять тебе, как прежде. Я убедился.
Убедился? Тимофея трясло: ощущение было такое, будто его разобрали по косточкам и собрали вновь, осмотрев и ощупав каждый суставчик. Значит, убедился и…