Народная мудрость

– Да, – произнес Джеймс и выжидательно взглянул на необычно бледную Джесси.

Подвенечный наряд изумрудно-зеленого цвета оттенял ослепительную белизну ее плеч. Изумрудно-зеленый шелк, идеально подходивший Джесси. Рыжие волосы казались пламенными.

Джеймс неожиданно осознал, что последние пять дней только подобные наблюдения как на грех застревали у него в мозгу. Он купил Джесси белые туфельки вместо испорченных во время беготни под дождем. И до сих пор помнил, как она повела себя, когда он вручил ей прелестную обновку, завернутую в серебряную бумагу. При одном взгляде на содержимое свертка девушка замерла.

– Они тебе в самый раз, Джесси, – успокаивала Дачесс. – Мы с Мэгги отдали твои старые туфли мистеру Доббсу, сапожнику, чтобы тот сшил новые по мерке.

Однако Джесси по-прежнему молчала. Лишь спустя несколько минут она подняла глаза, и Джеймс мог бы поклясться: она чего-то боится. Это было совершенно непохоже на Джесси. Боится, но чего именно?

– Спасибо, Джеймс, – выдавила она и, повернувшись, отошла.

– Снова отправилась к Чарльзу, – вздохнула Дачесс. – В его присутствии она словно обретает некую уверенность.

На что Джеймс, последовав примеру невесты, тоже повернулся и молча удалился.

И теперь он не сводил глаз с Джесси все то время, пока епископ Йоркский, один из высших церковных сановников, согласившийся проводить церемонию из почтения к могущественному графу Чейзу, призывал ее повиноваться мужу. Сам Джеймс предпочел бы мистера Багли, но Маркус решил, что излишняя торжественность не помешает.

Два прихотливых «ручейка» свисали над ушами Джесси. Белые маленькие ушки. Он никогда не думал, что у Джесси Уорфилд такие белые изящные ушки.

Так много... и так мало изменилось с того дня. Она превратилась в странное, совершенно непонятное создание, ничем не напоминавшее даже новую Джесси. Сдержанная, тихая, молчаливая, открывавшая рот, лишь когда к ней обращались. Возможно, пыталась походить на Дачесс? Но в таком случае это ей не удалось! Ничуть не удалось! Джесси избегала Джеймса и почти все время проводила с Чарльзом и Энтони. Но это Джеймса не волновало. Он был так занят своими конюшнями в Кендлторпе, что откровенно радовался, не замечая на лице Джесси ни обиды, ни разочарования, ни упрека в те дни, когда принимал приглашение Дачесс поужинать и являлся в Чейз-парк. Он не представлял себя в роли опьяненного любовью поклонника, особенно поклонника девушки, которую жаждал втоптать в землю на каждой скачке, где они оказывались соперниками. Скорее всего, Джесси тоже не надеялась, что он будет почтительно и нежно за ней ухаживать. Глупо ожидать от него каждодневных визитов в Чейз-парк только затем, чтобы он нашептывал ей о поэзии, страсти, восторгах и тому подобной чуши. Джеймс уже однажды разыгрывал романтика, когда ухаживал за Алисией, и не собирался вновь рядиться в эту личину. Тогда он был совершенно иным человеком, действительно по уши влюбленным, и едва мог связно выговорить несколько слов в присутствии дамы сердца. И он хотел ее. Умирал от желания. Думал только о том, как бы поскорее очутиться рядом с ней. Множество раз он сгорал от стыда, поскольку стоило лишь притронуться к ее руке, чтобы плоть мгновенно закаменела. Он без конца представлял, как обнаженная Алисия стонет под ним, извиваясь в судорогах блаженства, и при этом не сомневался, что она желает его так же сильно, как он – ее.

Джеймс прислушался к певучему голосу епископа, благословлявшего союз, ставший возможным благодаря его светлости графу Чейзу. Интересно, осознает ли Джесси, что епископ все же дает понять, будто они двое дикарей, обращенных в истинную веру пэром королевства.

Маркус должен был бы взорваться, услышав подобный вздор, или подождать, пока все кончится, чтобы потом всласть нахохотаться.

Джеймс решил не слушать, чтобы не поддаться искушению заехать епископу прямо в длинный острый нос. Остается надеяться, что Дачесс удержит Маркуса от столь же необдуманного порыва.

Говоря по правде, ему было трудно представить Джесси в роли пугливой застенчивой барышни, сидящей в беседке, увитой розами, в ожидании, пока он начнет читать какие-нибудь тошнотворные вирши.

Джеймс был так погружен в собственные мысли, что испуганно вскинул голову, когда Джесси сказала «да» голосом, столь же тонким, как прелестные чулочки, которые он заметил, когда она подняла юбку, чтобы позволить ему надежнее завязать шелковую ленту.

Ему никогда в жизни не снилось, какое неотразимое впечатление могут произвести обыкновенные чулки на мужчину. Джеймсу немедленно стали тесны брюки.

Епископ Йоркский благословил новобрачных и обратился не к жениху, а к графу Чейзу:

– Церемония завершена, милорд. Они могут поцеловаться, как все остальные пары, после венчания. Господь верит, что умеренное проявление симпатии, сопровождающее его службы, укрепляет союз и усиливает радость свидетелей события.

Джеймс нежно поднял подбородок Джесси указательным пальцем и легко коснулся губами ее губ, холодных, как морковный суп, который Баджер забыл подогреть к вчерашнему ужину. Никто, правда, не сказал ему ни слова, поскольку он настоял на том, что будет готовить свадебный обед, и потому последние несколько дней отличался некоторой рассеянностью.

– Все будет хорошо, Джесси, – прошептал Джеймс, снова осторожно припадая к ее ротику. – Доверься мне. Ну же, поцелуй меня. Усилим всеобщую радость.

Джесси ничего не ответила, глядя на Джеймса, словно не понимая, во сне она или наяву. Она замужем за человеком, о котором мечтала вот уже шесть лет, с тех пор как встретила его на скачках в Уэймуте.

В тот день небо было ясным, но ее словно громом поразило. Всего один удар – и для Джесси все было кончено.

Джесси поцеловала мужа. Не так горячо, как хотела бы, но в присутствии такого количества людей это было бы несколько неловко, пусть епископ даже дал официальное разрешение. Она поцеловала Джеймса еще раз для ровного счета. Он улыбнулся и погладил ее по щеке.

– Молодец. Ну а теперь давай поговорим с гостями. Мистер Багли с женой тоже пришли на церемонию.

Джесси он всегда казался очень милым человеком. Бедняге, правда, не стоило зачесывать длинные пряди поперек лысины, да еще приклеивать их помадой. Джесси жалела, что не он их венчал, но Дачесс сказала, что, поскольку они хотели получить специальное разрешение обвенчаться как можно скорее, не обойтись без епископа. Обидно!

Хозяева пригласили и семейного врача, Джорджа Рейвна, с молодой женой. Поскольку Джордж, по словам Маркуса, не раз спасал жизнь Дачесс и его собственную, граф не возражал против его общества, особенно теперь, когда тот женился и перестал смотреть на графиню с таким неприкрытым вожделением, как раньше. Хорошо бы он находился рядом – никогда не знаешь, что случится, да еще во время такого важного события, как свадьба.

Епископ Йоркский был страшно разочарован, осознав, что ни один человек из присутствующих не удивляется невероятному факту женитьбы кузена самого графа Чейза на ничтожной няньке мастера Чарльза, обладающей к тому же совершенно неприличными для женщины познаниями в лошадях. Однако, будучи человеком осмотрительным и благоразумным, он поделился своими сомнениями исключительно с графом, который немедленно начал рвать на себе галстук, забыв, что потратил добрых десять минут, пытаясь завязать его как следует. Но ничего не попишешь, пришлось применить срочные меры, чтобы хоть как-то успокоиться, иначе он попросту впечатал бы несчастного в обюссонский ковер.