Endzweck. Та самая, таинственная и неумолимая. Только ею одной можно объяснить этот поступок. Конечная цель, предназначение — его не могли заслонить от Баха сиюминутные выгоды. Как и тринадцать лет назад, покидая уютный и доброжелательный Мюльхаузен, он думает об «упорядочении церковной музыки» и достойном содержании для будущей семьи, так и сейчас ему важно все то же музыкальное миссионерство и правильное (с его точки зрения) духовное развитие детей.

Современные стратегии личностного развития призывают покинуть зону комфорта, дабы достигнуть нового и обрести себя. Бах оставляет сытное место и уютное гнездышко, дабы сохранить и приумножить традицию. И в конечном итоге тоже прийти к себе. Аминь. Что тут еще скажешь?

Такими словами описал Гёте в своем «Фаусте» город, в котором Бах прожил почти тридцать лет, ставший гению последним пристанищем.

Трудно поверить, но этот типично немецкий город основали славяне. И само название «Лейпциг» не что иное, как искаженное «Липц», или «Липск», или даже «Липецк»название, происходящее от дерева липы, почитаемого славянскими племенами. В общем, поэтически: Stadt der Linden — Город Липовых Аллей…

Поначалу это было небольшое поселение, но в 1165 году Оттон II Богатый (но не император, а маркграф) дал Липцу городской статус, а вместе с ним права и рыночные привилегии, то есть разрешение на проведение ярмарки два раза в год. Они пригодились, как нельзя лучше. Новоявленный город располагался крайне выгодно для торговых дел — на пересечении двух крупнейших дорог, построенных еще во времена Древнего Рима. Одна называлась Via Regia и соединяла Рейн с Силезией. Другая — Via imperii — вела из Италии к Балтийскому морю.

Лейпцигская ярмарка процветала, к тому же ее поддерживали власти. В XV веке курфюрст Фридрих II разрешил проводить вдобавок к осенним и весенним еще и новогодние торги, в 1497 году сам император Священной Римской империи Максимиллиан I взял лейпцигские ярмарки под свое покровительство, пожаловав им статус «имперских». «Имперскость» обезопасила лейпцигских купцов от конкурентов, так как Максимилиан I запретил проводить ярмарки в других городах, расположенных ближе 115 километров от Лейпцига. В результате совпадения сих счастливых обстоятельств лейпцигские ярмарки стали знамениты по всей Европе.

Существуют они и сейчас под тем же наименованием, что и пятьсот лет назад, — Messe, словом, произошедшим, как нетрудно догадаться, от мессы — католического богослужения. Заключительные слова священника «ite, Missa est» являлись в Средние века сигналом к открытию рынка, обычно расположенного на площади перед церковью.

И лейпцигская достопримечательность, любимая туристами, Auerbachs Keller — один из самых древних и легендарных ресторанов мира — также родом из Средневековья. Его открыл в 1525 году профессор медицины Генрих Штромер, родом из Ауэрбаха, что в Верхнем Пфальце. Жители Лейпцига звали профессора «доктор Ауэрбах». Видимо, врачевал он превосходно, раз сам курфюрст за хорошую службу одарил его разрешением на торговлю вином. Добрая слава докторского погребка не угасла после смерти основателя. Двумя веками позднее Auerbachs Keller так очаровал одного лейпцигского студента, что тот, повзрослев, прославил ресторанчик на весь мир. Речь идет о Иоганне Вольфганге Гёте, поместившем одну из сцен своего гениального «Фауста» в погребок Ауэрбаха. Собственно, Гёте не пришлось ничего придумывать. Легенды о посещении погребка Фаустом и Мефистофелем жили сами по себе, причем возникли они еще в XVI веке. Завсегдатаи охотно рассказывали приезжим, как доктор Фауст собственной персоной оседлал огромную бочку и проскакал на ней по лестнице к выходу. Ну, разве такое дело могло обойтись без помощи дьявола?

В память об этих неоднозначных событиях (разумеется, и о великом Гёте) перед входом в ресторан с 1913 года красуется бронзовая скульптурная группа работы Матье Молитора. Она изображает несколько удрученного Фауста в сопровождении бодрого Мефистофеля с решительно поднятой рукой.

Но «особость» Лейпцига все же не в знаменитом ресторанчике. И не в ярмарке-долгожителе. И даже не в Лейпцигской опере, открывшейся в 1693 году и являющейся одним из старейших оперных театров мира.

Этот город — узловая станция истории, на которой в разные времена происходили ключевые изменения направлений жизненных потоков не только Германии, но и всей Европы.

Что стоит даже одна знаменитая Битва народов (Völkerschlacht bei Leipzig), произошедшая в окрестностях Лейпцига в 1813 году? Таких крупных сражений больше не происходило аж до Первой мировой войны. В нем участвовали союзные армии России, Австрии, Пруссии и Швеции. Итогом его стало низвержение Наполеона с высот его непобедимости. Великий корсиканец, завоевавший полмира, «съежился» до размеров Франции и вскоре отрекся от престола.

Как тайный знак избранности веком Просвещения, над городом возвышается башня университета — самого высокого из исторических зданий. Не ратуша и не собор, а именно университет, чьи стены собрали в себе первосортных гениев: Томас Мюнцер, Гёте, Фихте, Лейбниц, Лессинг, Ницше, Вагнер, Шуман. Приезжали сюда учиться яркие личности из других стран, например Радищев, Фонвизин или Григ.

В этом городе в 1843 году появилось первое в Германии музыкальное высшее учебное заведение — консерватория, основанная Ф. Мендельсоном.

И здесь же совсем недавно, в конце XX века, в церкви Святого Николая началась знаменитая молитва за мир. Она вылилась в многочисленные демонстрации против нарушения прав человека, охватившие всю бывшую ГДР и приведшие в итоге к объединению двух Германий.

И то, что Бах, несмотря на большие сомнения, все-таки переехал в этот город, нельзя назвать случайностью. «Цветущий и укрепленный город с университетом мировой известности» — так гласили надписи на старинных гравюрах с изображением лучших лейпцигских ландшафтов. Ко времени переезда семейства Бах город насчитывал около 30 тысяч жителей, а даже в Веймаре — относительно крупном центре уважающего себя герцогства — не более четырех тысяч.

А какой величественной выглядела, должно быть, в то время городская архитектура, состоящая из трех-, а то и четырехэтажных зданий. Небоскребы, да и только! Размахнувшиеся вширь так, что одно и то же здание могло выходить фасадами сразу на две параллельные улицы. К тому же в 1701 году городские власти установили на улицах газовые фонари и наняли целую армию фонарщиков.

Масштабность лейпцигских построек поразила в 1765 году шестнадцатилетнего Гёте. А ведь он приехал не из какой-нибудь деревни, а из Франкфурта-на-Майне — крупного торгового города.