— Так точно.

На сей раз Загревский поднялся и вновь протянул Ордашу свою растопыренную паучью пятерню.

— Следующий тост — за будущего младшего лейтенанта Ордаша!

— И только так, Хрис-стофор Кол-лумб! Только так!

Вадим вдруг подумал, что в эти минуты они ведут себя как заговорщики. Впрочем, они ведь никого не собираются убирать с престола, никого не намерены убирать со своего пути. Будет точнее сказать, что они ведут себя, как масоны, заботящиеся о том, чтобы постепенно и в то же время неотвратимо проникать во все сферы жизни страны, во все её властные коридоры. Хотя почему, как масоны? Почему бы не воспринимать их союз как сотворение истинного офицерского братства?

Со стороны пролива вновь донесся резкий скрежет, вслед за которым послышался шум лавины. Они оба прислушались. Слава богу, они были не на своем боте, а на вполне надежном, тысячи лет выстоявшем посреди Ледовитого океана острове. Но все равно чувствовали себя так, будто эти айсберги крошились прямо у борта их суденышка. Причем любая ледовая лавина способна была поглотить их.

Возможно, поддавшись этой философии бренности бытия, Ордаш твердо решил Для себя: если даже их союз с начальником заставы в конечном итоге ни к чему в будущем не приведет, то, по крайней мере, здесь, на заставе, они будут чувствовать себя друзьями.

— А теперь, — словно бы уловил течение его мыслей Загревский, — мы выпьем за офицерское братство. За то проверенное в боях братство, без которого армия — не армия и служба — не служба.

«Фокке-вульф» и «юнкерс» казались «бездонными». Устроив своеобразную карусель, они делали заход за заходом, сбрасывая сначала десантников, а вслед за ними — упакованные в специальные парашютные тюки ящики с оружием и боеприпасами; стальные листы для взлетной полосы, а также мешки с полярной одеждой и продовольствием, с песком, цементом и инструментами; бочки с горючим и бочки с растительным маслом и спиртом. Были среди этих небесных посланий и два мотоцикла.

Под началом штабс-капитана Кротова теперь оказались саперная команда во главе с инженер-лейтенантом Шнитке, команда горных егерей-норвежцев, которыми командовал обер-лейтенант

Энрих, русская команда, в составе которой были три этнических тунгуса, отобранных из казачьих частей генерала Краснова, и которая подчинялась теперь фельдфебелю Дятлову, а также вспомогательная команда, в которую входили два радиста, телефонист, повар и военфельдшер. Таким образом, гарнизон базы — «Норд-рейх» составил, включая самого коменданта, уже сейчас, на начальном этапе, около пятидесяти десантников.

Поскольку весь будущий гарнизон перед вылетом из «Северного призрака» был зачислен в состав горного корпуса «Норвегия», то по штабным документам они теперь проходили как «норвежцы». Именно так десантники и стали называть друг друга. Тем более что, как сообщил оберштурмбаннфюрер фон Готтенберг, в оперативном подчинении командующему корпусом находился теперь и штаб Стратегических северных сил.

Основная часть «норвежцев» еще только выискивала разбросанные по горной долине парашюты и посылки, чтобы сносить их или свозить на мотоциклах к давно заброшенной охотничьей хижине, а один из радистов по приказу Кротова уже развернул рацию и особым шифром отстучал короткое и мало кому понятное послание своему коллеге из «Северного призрака» — «Норд-рейх. Без потерь. Приступаю».

Когда это послание, только уже с помощью радиста «Северного призрака», примут в штабе Стратегических северных сил, то спокойно смогут доложить в штаб Гиммлера: «Все десантники приземлились в глубоком тылу русских, на месте создания базы «Норд-рейх», без потерь. С этого дня секретная авиабаза за Уралом действует».

Располагаться эта база должна была в довольно узкой долине, один конец которой упирался в болотистое предгорье, а другой, под углом в тридцать градусов, выходил к речке Эвене, которая, судя по карте, в двух километрах от «Норд-рейха» впадала в довольно большую реку Тангарку. Те, кто создавал здесь эту хижину и просторный лабаз, мудро прикинули, что от речки, с ее весенними разливами, лучше держаться подальше, но не настолько, чтобы оказаться вдалеке от нее. Поскольку пролегала эта долина, очень смахивающая на просторное ущелье, с северо-запада на юго-восток, то, очевидно, надежно укрывала пристанище охотников и от океанских, и от южных материковых ветров.

Однако решающим в выборе этой долины стало то, что располагалась она как бы на своеобразном, низменном плато, которое с легким уклоном уходило в сторону реки, даря создателям базы многие метры ровной местности, вполне пригодной, после расчистки, для взлетной полосы.

Пройдясь по ней, Кротов и инженер Шнитке очень быстро определили несколько мест, которые следовало подровнять взрывами небольших зарядов, а также осмотрели болотистую низину, которая когда-то, возможно, была то ли истоком погибшей речушки, то ли озером, но у которой, с помощью каменного настила и стальных листов, теперь вполне можно было отвоевать еще метров двадцать взлетной полосы и столько же метров полосы базирования самолетов. Хотя основные ангары можно было создавать в самой Десантной, как решено было называть ее, долине, особенно в той расширенной ее части, которая выходила к реке.

— Как думаешь, каким образом создатели этих хором доставляли сюда лес? — спросил штабс-капитан, выждав, когда у лабаза, который на время превращался в основной склад базы, остановился старший среди тунгусов, ефрейтор Нерген.

— По большой реке сплавляли, а затем по Эвене, вон к тому причалу, — указал он на видневшиеся вдали почерневшие от времени сваи, торчавшие из небольшой заводи.

— Значит, все-таки сплавляли? — задумчиво осматривал Кротов полуобвалившуюся крышу. Он знал, что следующим рейсом транспортные «фокке-вульф» и «юнкерсы» должны доставить на базу груз очищенных бревен и досок, однако понимал, что их наверняка окажется мало.

— Может, баржей, может, просто плотами, — предположил Нерген.

— И далеко отсюда тайга начинается?

— Большая тайга — шесть дней на оленях, малая, тундровая тайга — четыре дня.

— Очень «точное» определение.

— В тундре все расстояния именно так и определяют: «на оленях» или «на лыжах», — невозмутимо заметил Нерген. — Однако идти к Большой тайге не надо. Деревья можно ловить на отмели, которая образуется при впадении Эвены в Большую реку. Ветры ломают, люди во время сплава теряют. К Большой реке идти надо, оттуда вдоль берега баграми тянуть. Эвена — речка не быстрая, небольшие плоты веревками тянуть можно. Нас много, силы много. Вдоль Эвены тропа идет. Когда-то здесь, рядом с хижиной, у речки, наше стойбище стояло. За этой стеной, — указал он на восточный хребет, — огромная низина, большое пастбище для оленей. Далеко, почти до океана, тянется. Зимой нам оленьи упряжки понадобятся.

— Не хватало еще, чтобы мы превратили свою базу в стойбище оленеводов, — проворчал Кротов.

— Надо пройти немного вверх по Эвене. Там, на изгибе, есть большой затон, на котором можно собирать плавник для дров. Иногда хорошие бревна попадаются. Река течет вдоль хребта и мимо лесных гор проходит.