Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Заходил с женщиной в квартиру Анохиной... Анохина Федосья сдает свою квартиру для временных свиданий...»
«Распутин, гуляя по разным улицам, приставал к женщинам с гнусными предложениями, на что женщины отвечали угрозами, а некоторые даже плевали на него...»
«Отправился на Невский, взял проститутку Петрову и пошел с ней в бани...»
Очень часто фигурируют бани в этой бесконечной погоне за женским телом. Бани в Покровском, куда он водил «дамочек», бани в Петербурге, куда он водит теперь и «дамочек», и проституток...
«Семейные бани Русский посещал с женой Сазонова (43 лет)...»
«В семейные бани на Конюшенной заходил с проституткой, взятой у Полицейского моста...»
«С проституткой Анной Петровой – туда же...»
Причем проституток Распутин берет иногда несколько раз в течение дня! Эта неутомимость заботливо подчеркивается агентами.
«Заходил 2 раза в бани с невыясненной проституткой...»
«От проституток Ботвининой и Козловой... поехал к Головиным, вышел от них через 2 часа, снова взял проститутку и пошел с ней в бани...»
Отмечается при этом и странная стремительность Распутина: «Вместе с женой коллежского секретаря Зинаидой Манчтет был в Ивановском монастыре, затем пошел на Гончарную, встретил проститутку и отправился с ней в гостиницу, где пробыл 20 минут...»
В другой раз, опять же от Манчтет, у которой пробыл полтора часа, «Русский с неизвестной женщиной, возможно проституткой, заходил в дом... и через 20 минут вышел...»
«В течение 2 часов у него оставалась Мария Сазонова... после чего он взял проститутку и пошел с ней на ее квартиру... оттуда скоро вышел...»
Таковы приметы странного распутинского секса, которые зафиксировало наружное наблюдение. Но однажды неутомимым агентам удалось выяснить, что же происходило внутри – за дверью квартиры «веселой женщины». Тоже нечто странное: «Распутин купил ей две бутылки пива, сам не пил... попросил раздеться, осмотрел тело и ушел».
Мы запомним это наблюдение, как и еще одно: «Русский, когда идет один, разговаривает сам с собой, размахивает руками и хлопает себя по туловищу, чем обращает внимание прохожих».
Выйдя от очередной проститутки, он сам с собой ведет этот странный разговор...
«ИСТИНА, КОТОРАЯ НАМ НЕПОНЯТНА»
Мария Головина переписывалась со своим «возлюбленным братом» Феликсом Юсуповым, жившим тогда на берегах Альбиона – сей юный англоман получал образование в Оксфордском университете. Однако, как справедливо писал сам Юсупов, «учеба никогда не была моей сильной стороной». Он много развлекался, блестящую компанию ему составляли тогдашние оксфордские студенты – Александр Карагеоргиевич, будущий регент Югославии, будущий португальский король Мануэль и прочие титулованные джентльмены. И вся веселая компания с изумлением читала в английских газетах про скабрезные похождения «средневекового старца», столь любимого при русском дворе. Так что вскоре Головина получила насмешливое письмо от Феликса, где он вспоминал встречу с Распутиным и интересовался, почему все газеты так часто пишут о непотребстве «святого Григория».
Загадочный и возвышенный ответ Марии Феликс сохранил в своем архиве.
«14 февраля 1912... В каком бы веке ни появлялись люди, открывающие другую жизнь, их всегда будут преследовать и гнать, как всех, кто шел по стопам Христа. Вы слишком мало его знаете и видели, чтобы понять его личность и ту силу, которая им руководит, но я знаю его теперь 2 года и уверена, что он несет Крест Божий и страдает за истину, которая нам непонятна... И если Вы немного знакомы с оккультизмом, то знаете, что все великое скрывается под известной оболочкой, которая для профанов закрывает путь к истине...»
«Истина, которая нам непонятна... великое скрывается...» – так она пыталась намекнуть ему на нечто, доступное лишь посвященным.
В то время в светском обществе распространились слухи о скором возвращении молодого князя Юсупова и о предстоящем блестящем браке. И Мария начинает мечтать о скорой встрече «брата Феликса» с «отцом Григорием».
Крым... На этом райском полуострове было последнее могучее татарское ханство, здесь правили когда-то предки Юсуповых. Теперь над морем стояли дворцы великих князей, а также белый Ливадийский, принадлежавший Царской Семье, и крымский дворец Юсуповых.
В 1911-м и в начале 1912 года Феликс получал в Оксфорде письма от матери, не покидавшей целебный для нее Крым. «Соседи» – так называлась в этих письмах Царская Семья – не забывали Юсуповых...
«31 мая 1911». Соседи наши переехали в Петербург. В день отъезда я получила трогательное письмо и букет лилий на прощанье...»
В день именин мать Феликса получила нежданный подарок от «Соседей».
«14 октября 1911... Вдруг Алексей (слуга. – Э. Р.) торжественно входит и докладывает: „Государь Император!“ Я думала, что с моими гостями сделается „родимчик“... Я ужасно тронута этим вниманием и не ожидала такого именинного подарка.... Императрица чувствует себя все неважно и не выезжает...»
Да, Аликс к ней не приехала. И дело было, видимо, не в болезни, но в тесной дружбе Зинаиды Юсуповой с Елизаветой Федоровной и в ее неприязни к «Нашему Другу». Но царь, великие княжны и наследник приезжали, и не раз, о чем радостно писала мать Феликсу, ибо эти посещения доказывали, что скоро свершится задуманное – тот самый «блестящий брак», в результате которого Юсуповы должны были породниться с Царской Семьей. Ирина (дочь великого князя Александра Михайловича и родной сестры царя Ксении) влюбилась в Феликса. И теперь Зинаида в отсутствие сына прилагала немало усилий, чтобы брак состоялся.
Впрочем, отец Ирины весьма благоволил к матери Феликса. «Зинаида, – как писал Александр Михайлович в своих воспоминаниях, – была безумным увлечением моей ранней молодости». Великий князь никогда не забывал, как «ныло мое сердце... на Исторических балах, когда в золотом боярском кафтане я танцевал все танцы с красавицей». И Зинаида знала свою власть над ним.
«15 ноября... Еду пить чай в Ай-Тудор (имение Александра Михайловича. – Э. Р.)... Ирина была поразительно красива (дорогой комплимент в ее устах! – Э. Р.)... Родители спросили про тебя, когда ты кончаешь Оксфорд...»
Это был призыв. И Феликс стал готовиться к возвращению в Россию.
БЫЛО ЛИ ПИСЬМО ЦАРИЦЫ?
Но вернемся к тибетскому врачу. Предупрежденный о наблюдении за мужиком, Бадмаев постарался «не светиться» в полицейских донесениях. Он встречался с Распутиным на квартирах третьих лиц, что было нетрудно – ведь Бадмаев лечил «весь Петербург».
«Он произвел на меня хорошее впечатление умного, хотя и простого мужика, – показывал Бадмаев в „Том Деле“. – Этот малограмотный мужик имел хорошее знание Священного Писания».
«Умный и интересный... простой мужик, необразованный, а понимает вещи лучше, чем образованные», – восторженно отзывался Бадмаев о «Нашем Друге». Но недаром впоследствии, когда Бадмаев уже сам станет его близким другом, Распутин с усмешкой скажет о нем: «Этот китаец обманет хоть самого черта».