В сказах змеи — это эпически «усиленные» ящерки. В образе Великого Полоза они доведены до максимальной мощи, власти и совершенства. Малые «змейки» являются неким мифологическим «украшением» события; их функция, как и у ящерок, вспомогательная. Змей Дайко, хоть и «выдуман» болтуном Вавилой Звонцем, «восходит» к Великому Полозу.

В. Оборин и Г. Чагин в статье о Пермском зверином стиле пишут: «Змея символизировала нижний мир и входила в состав сложных композиций». «Нижний мир» — это подземное царство, где владычествует ящер. Геральдически организованные композиции звериного стиля делятся на три яруса. Нижний (ящер, кони, пауки) — это подземный мир. Средний (антропоморфные фигуры) — мир зверей и человека. Верхний (лосиные и утиные головы) — небесный мир богов. Верхний и нижний миры связывают скрученные ленты или змеи. Змеи в зверином стиле — ещё и символ реки (воды, дождя), которая связывает небо и подземелье. Таким образом, змеи стоят на одном уровне с человеком и, следовательно, могут превращаться в человека — «обмениваться обличьем», как «обмениваются» друг на друга пауки и ящер, утиные и лосиные головы. Поэтому Голубая Змейка и Великий Полоз иногда принимают человеческий облик.

Кроме того, уральский самоцвет, поделочный камень серпентинит в народе называют змеевиком. То есть змея — ещё и житель каменных недр. К тому же и медь, окисляясь, становится зелёной, и малахит — зелёный, и изумруды — зелёные. В мифологическом сознании змея с её «каменной» окраской, любовью к горячим камням, умением прятаться в расщелины или замирать неподвижно, как каменная, больше ассоциировалась с минералогическим царством, чем с царством растений и животных. Змеи и ящерки даже в природе связаны с золотом, так как, греясь на камнях, выбирают такие, где высока примесь кварца, а кварц легче раскаляется под солнцем. Кварц же часто сопутствует месторождениям золота. В христианской мифологии змей — символ зла, сатаны. Если в сказах змеи наделены другим значением, значит, происхождение их образов не христианское, не русское, а языческое — в данном случае вогульское.

Для иллюстрации языческого происхождения сказов ещё одна цитата из книги М. Никулиной «Камень. Пещера. Гора» (2002 год): «Что касается кладов, земных богатств, то путь к ним всегда вниз, в гору, в утробу, без божьей помощи, без молитвы».

Но самый поэтичный образ сказов — наверное, олень Серебряное Копытце. Серый лесной уральский «козлик» — это обыкновенная косуля. Она и сейчас ещё изредка встречается в тех местах, где дедушка Кокованя увидел оленя Серебряное Копытце. Образ этого оленя кажется насквозь русским, ясным, родным.

А. Черноскутов и Ю. Шинкаренко, не называя источника, даже приводят некую древнеславянскую легенду о золоторогом олене с серебряным копытом, который якобы дважды является на землю: предвещая весну и предвещая зиму.

И тем не менее именно в образе Серебряного Копытца наиболее полно воплотилась и угорская мифология, и вогульская обрядность. Серебряное Копытце — это полностью русифицировавшийся лось, которому поклонялись древние финно-угры. Рогатые лосиные головы встречаются в произведениях Пермского звериного стиля исключительно часто. Великий лось нёс на своих рогах солнце финно-угров. Шаманы на камланиях призывали лося на землю. Коснуться копытами земли лось не мог — земля была слишком скверна для него. Поэтому на капищах шаманы укладывали на земле священные блюда, на которые и вставал лось. Блюда были из драгоценных металлов, чаще всего из серебра. Серебряные блюда из Малой Азии и Ближнего Востока в большом количестве выменивались на пушнину жителями Урала через булгарских и татарских купцов. От этого серебра и стали серебряными копытца оленя дедушки Коковани. А блюда на то и нужны, чтобы в них что- то складывать. Например, при камланиях — подношения лосю: монеты, драгоценные камни, самоцветы. Поэтому в сказе Бажова драгоценные камни и брызжут во все стороны при ударах серебряного копытца.

Вот так в русские предания вплелась и растворилась в них душа другого народа — растворилась, чтобы оплодотворить и расцвести небывалыми цветами бажовских сказов. И прав был В. И. Даль, говоривший: «В наше время кудесничество этого рода также известно кой-где в народе, а именно в северных губерниях: Архангельской, Вологодской, Олонецкой, Пермской, Вятской; оно едва ли не перешло к нам от Чуди, от финских племён, кои сами в течение веков обрусели».

О Чусовой русские услышали в конце XIV века. В 1395 году в Москве составляли некий документ, характеризующий восточные земли государства. В работе над документом принимал участие будущий святой Стефан Пермский, который тогда вёл проповедническую деятельность на реке Вычегде. Пером Стефана и было впервые начертано это таинственное слово — «Чусовая»…

Первые русские в бассейне Чусовой были, скорее всего, пленниками — беглецами из Золотой Орды. На 15 древних поселениях Сылвы археологами выявлено 451 сосудов, имеющих древнерусские аналоги. Но прихода соплеменников эти несчастные не дождались: они были выведены отсюда ногайскими татарами.

Но русских хозяев у Чусовой в XIV веке ещё не было. Хозяевами суждено было стать роду Строгановых, который тогда только набирал силу.

Родоначальником рода, по легенде, опровергнутой ещё Карамзиным, являлся современник Дмитрия Донского и участник Куликовской битвы Спиридон. Он был татарином, но принял христианство. За это, изловив, татары казнили его — «состругали» саблями мясо с костей. Так и родилась фамилия Строгановы.

До 1480 года Строгановы жили в Новгороде. Один из них — Лука Кузьмич, внук Спиридона, — в 1445 году принимал участие в выкупе Великого князя Московского Василия Тёмного из плена. В 1480 году Новгородская республика погибла, а земли Новгорода перешли к Москве. Фёдор Лукич Строганов уехал из Новгорода в Устюг, где завёл солеварни. В 1497 году у него родился младший сын — Иоанникий, или попросту Аника. Когда Анике исполнилось 18 лет, отец послал его на реку Вычегду. Аника на Вычегде основал соляные промыслы, от которых потом разросся большой город — Сольвычегодск, родовое гнездо Строгановых. В 1545 году Аника получил от Ивана Грозного Жалованную грамоту на вычегодские земли. В Сольвычегодске Аника узнал о богатых солью пермских землях.

Воевода Перми Великой был не прочь сбыть с рук земли ниже Соликамска — труднодоступные и некрещёные. Аника заручился его поддержкой, добыл лжесвидетельства о том, что земли эти пустые, незаселённые, и направил Ивану Грозному челобитную с просьбой отдать эти земли его сыновьям — Якову, Григорию и Семёну. Анике Фёдоровичу было тогда уже 60 лет.

4 апреля 1558 года Иван Грозный дал Жалованную грамоту на пермские земли от 88-й версты по Каме ниже Перми Великой до «Чюсовой реки». Хозяином этих земель был назван Григорий Строганов. Он стал первым владельцем пермских имений Строгановых. Царь обязал Григория на своих землях добывать соль и металлы, а для «бережения от ногайских людей и иных орд» — «горотки ставити». Строганов мог набирать себе любых «неписьменных и нетяглых» людей. И их, и Строганова мог судить только царь, то есть строгановская вотчина становилась «самостоятельным субъектом федерации». Она имела площадь в 3 760 000 га. Строганов мог вести самостоятельную политику по отношению к Сибири и на 20 лет освобождался от всех налогов. По семейному утверждению, на своих новых землях Строгановы сразу отменяли крепостное право.