Но Верл сказал, он не может говорить ни с кем, только со мной, вот он и сказал… сказала, чтобы я его… ее днем прятала как следует, в месте, какого я и не знала раньше, даже не догадывалась.

Но ночью я клала его под подушку и лежала, а она мне все про мою семью рассказала.

Мой отец был сын царя, которого звать было Быстроклинок. Отца было звать Звездоискатель, и он влюбился в мою маму, а она была из благородных и красивая, как мне всегда казалось, и ее звали Свежероза.

Царевич Звездоискатель сказал Свежерозе, что любит ее и женится на ней. Свежероза попросила времени подумать, но он все уговаривал ее и говорил, что любит только ее и что будет ей всегда верен, и они договорились пожениться. Тогда царевич пошел к царю и попросил его разрешения.

Но царь Быстроклинок ему не разрешил. Он сказал, что Звездоискатель должен жениться на иностранной царевне, чтобы их царства сдружились. Он сказал, что эта царевна уже едет в ихний город, Утом, на помолвку, хотя еще слишком молода, чтобы идти замуж. Но это, он сказал, без разницы, потому как и Звездоискатель слишком молод, чтоб жениться.

И тогда Звездоискатель опечалился, потому что не знал, как объяснить все это Свежерозе. Тогда он пошел в молельню, где они держали своего бога, всю в серебре и рубинах. А бог был, конечно, Верл. Царевич стал на колени, и стал молиться, и рассказал Верлу все свои печали.

– Ты прав, а твой отец не прав, – сказал ему Верл. – Свежероза тебе в самый раз пара, а у той малолетней царевны кровь поганая. Приведи мне сюда царя.

Звездоискатель пошел и сказал своему отцу, что бог его зовет к себе. Царь Быстроклинок пошел и выслушал бога, только сперва заставил его ждать несколько дней. Но так и не передумал. С помолвкой, он сказал, уже договорились, а нарушить ее – значит, будет война. И еще он сказал, чтобы ихние семейные боги не лезли в политику, потому как это царское дело. Он приказал, чтобы Свежерозу прогнали из дворца в замок у моря под названием Зардон.

Тогда царевич снова пошел молиться Верлу. На этот раз тот как рассердится на царя! Бог сказал… сказала, чтобы Звездоискатель забрал ее из дворца. Он сел на коня и уехал один, только бога с собой взял, как тот ему сказал. Он… она отвела его туда, где держали взаперти Свежерозу. Они вдвоем и сбежали. Их поженил сам бог. Царь повелел поймать их, чтоб смотрели все корабли и горные перевалы, но у них с собой ведь был бог, вот он им и помог, и так их и не поймали.

Они долго ехали на север, пока не попали в Фолькслянд. Звездоискатель стал наемником, а Свежероза стала матерью, то есть это когда я родилась. И тогда он ушел на войну, а своего бога Верла оставил охранять жену и ребенка, а потому как при осаде Хагенварка у него с собой не было бога, его и ранили стрелою в плечо, и он помер от горячки.

Тогда моя мама сменила имя на Розалинду, ведь Свежероза в нашей стране имя редкое. Она устроилась кухаркой к маркграфине. И когда я была еще маленькая, она поехала раз в замок, а бога, Верла, забыла в городе. Вот она и заболела чахоткой и померла.

И всю мою жизнь бог ждал на полке на чердаке, пока я вырасту и он сможет заговорить со мной, когда я буду там одна. И он сказал мне это и еще много всего.

Он… она сказала мне, что гадкий царь Быстроклинок умер, и что в Верлии нет больше царя, и что я – законная ихняя царица. Еще она сказала, что было такое пророчество, что дочь Звездоискателя найдут за горами Гримм. Она сказала мне, что в Гильдербург приехал человек искать меня и что мне надо пойти и сказать ему, что это он ищет меня.

Ну… я тогда очень испугалась и сказала, что не пойду и не буду говорить с чужим мужчиной. Тогда Верл сказал, чтобы я сказала кухарке или фрау Мюллер, чтобы они поговорили с ним за меня, а я сказала, что они мне не поверят, и не пошла. И каждую ночь бог говорил мне, чтобы я пошла, а я все отказывалась.

А потом бог сказал, что этот человек назавтра уедет и что это мой последний шанс. И тогда я оделась поскромнее, и надела пальто, и положила Верла в карман, и спустилась по лестнице тихо, словно какая дурная женщина. Я никогда так раньше не делала. Я отперла черный ход, хотя у меня руки так дрожали, что я боялась, что не открою дверь. Я вышла и побежала, куда сказал мне Верл, а потом он… она сказала мне остановиться. Там был дом, и в окнах горел свет, хотя было уже поздно.

И я стала ждать в тени, и потом подъехала карета, и вышел мужчина. Я его никогда раньше не видела.

– Ну, Розалинда! – сказал Верл, и тогда я побежала к нему.

– Капитан Тигр! – сказала я. – Это я та царица, которую вы ищете!

А потом я лишилась чувств.

Это было просто ужасно. Не буду говорить о том, как она заикалась, о долгих паузах и негромких подсказках старухи, когда та замолкала совсем уже безнадежно. Даже если бы я не заметил ее зоб, я все равно мог бы догадаться, что она слабоумная, – хотя бы по тому, как она говорила. Когда она договорила до конца, все мы скорбно нахмурились. Лампа догорела и погасла; огонь в камине тоже был на последнем издыхании. Вокруг нас сгустилась темнота.

Похоже, сама Рози верила в то, что говорила. Впрочем, она и не могла не верить в это, ибо самой ей такое ни за что бы не придумать. У меня достаточно опыта, чтобы распознать обман. Я мог ей поверить. Я не мог поверить только в то, что она рассказала правду. Неужели ее спутники верят? Это ведь невозможно!

Старуха перегнулась через капитана Тигра и погладила Рози по руке. За всю ночь это было самое заметное ее движение. У меня на глаза аж слезы навернулись.

Несколько минут все молчали. Возможно, все, как и я, пытались представить себе эту трогательную дурочку на троне Верлии. Это тоже было невозможно, если только ее не будут использовать как марионетку – выдадут за какого-нибудь сообразительного молодого дворянина, который сможет держать власть в своих руках и не будет испытывать брезгливости, ложась с этой слабоумной в постель.

Не эту ли игру задумали капитан Тигр и его госпожа? Не натаскали ли они эту беднягу для роли в этой игре в надежде выдать ее за законную наследницу, чтобы править страной через ее голову? Я был о них лучшего мнения. И потом, это ведь не обычная история с пропавшим наследником. Как, интересно, надеются они добиться того, чтобы Хол признал самозванку?

Между мной и девушкой все еще сидел нотариус. Он повернулся ко мне, и я прочитал у него на лице те же сомнения. Он слегка вырос в моих глазах. Я покосился на купца, на актрису, на менестреля и увидел ту же жалость – и ту же брезгливость.

Сама Рози вернулась тем временем в свое обычное состояние тупого безразличия, она опустила голову и в оцепенении замерла, как и до того, – добавились только ларец у ее ног и маленькая фарфоровая птичка на коленях.

Первым, конечно же, заговорил бургомистр. Впрочем, он не стал тратить время зря, нападая на беспомощную девушку, а принялся прямо за старуху – она, несомненно, и была движущей силой этого заговора.