Прилетев в Донецк, Алиева, следуя указаниям Звиади, чтобы не привлекать к себе внимания и меньше оставлять следов, отправилась на автовокзал и автобусом выехала в Ростов. Там ее встретил счастливый сын — после двухлетней разлуки он был рад встрече с матерью. Первые дни пролетели в разговорах о семейных делах и жизни на родине — Грузии. И когда улеглись эмоции, мать посчитала, что настало время для предметного разговора с сыном. Но, опасаясь «вездесущего ФСБ», которым ее стращал Звиади, она затеяла его на прогулке.

На центральной площади города Аксай, по которой шершавым языком поземки стелился дончак, было безлюдно. Лишь Ильич, одиноко застывший на гранитном постаменте, сурово взирал на шпионку-мать. Но ее это не пугало, чужих ушей поблизости не было, и она, снова посетовав на тяжелое положение в семье, многозначительно заметила, что приехала в Ростов не случайно, а по очень важному делу. Дальше Алиева заговорила со слов своих хозяев: об агрессии российской армии и варварских бомбардировках мирных городов, поддержке сепаратистских режимов в Абхазии и Южной Осетии. В ответ она слышала вялые возражения и, потеряв терпение, прямо заявила: «Ты сын Грузии и должен помочь своей родине в трудную минуту». Сын прежде всего своей матери Давид опешил и сначала не мог понять, о какого рода помощи идет речь. И тогда Алиева призналась, что приехала по заданию грузинской спецслужбы, какой именно — не стала уточнять, чтобы вместе добывать интересующую ее информацию.

Офицер российской армии и гражданин России — старший лейтенант Алиев не мог поверить своим ушам. Чего-чего, но такого, да еще от родной матери, он не ожидал услышать. Позже, на следствии, Алиев признается: «Для меня было неожиданностью услышать такое от матери, и я сначала сказал, что не собираюсь с ними сотрудничать».

В те минуты им, видимо, двигало чувство воинского долга, но не только оно, но и страх наказания. В части бурно обсуждался арест шпионов грузинских спецслужб подполковника Имерлишвили и подполковника Хачидзе. А тут такое! Шпион находился рядом и им оказался не кто-нибудь, а родная мать?! Сын принялся убеждать мать в опасности подобного занятия и приводил примеры.

Но Алиеву это не становило. Пятьсот долларов ежемесячной подачки и покровительство всемогущей спецслужбы оказались для нее сильнее материнской любви и инстинкта самосохранения. Стараясь разжалобить сына, она стала рассказывать о бедственном положении, в котором до недавнего времени находилась семья. А когда и этот аргумент не сработал, ударилась в слезы, и Алиев дрогнул.

«Я сначала сказал ей, что не собираюсь с ними сотрудничать. После чего она стала плакать, убеждая меня в том, чтобы я принял их предложение, поскольку в противном случае они сделают невыносимыми условия жизни и ей и всем нашим родственникам», — так излагал в своих показаниях Алиев тот решающий разговор, после которого его жизнь круто изменилась.

Вырвав у сына таким способом согласие на сотрудничество со спецслужбой Грузии, Алиева тут же поспешила доложить Звиади о выполнении задания. Поблизости от площади находился переговорный пункт, и она, используя условности, сообщила ему о готовности к обусловленной еще в Тбилиси встрече в Одессе.

Теперь, когда главный вопрос о встрече и предстоящем сотрудничестве с грузинской разведкой был решен, Алиевы принялись ломать голову над тем, как, не привлекая к себе внимания, совершить поездку в Украину. Ранее согласованный со Звиади вариант поездки в гости к знакомым в Одессу натолкнулся на непредвиденное препятствие. Алиев, будучи важным секретоносителем, при выезде за границу обязан был поставить в известность командование части. Но тут помог случай — он находился в отпуске, а значит, появлялась возможность обойти служебные барьеры и совершить поездку в Украину инкогнито.

Через три дня после доклада Звиади мать-шпионка вместе с сыном сели на одесский поезд. На следующие сутки они были на месте. Старые приятели по прежней службе — Сердобольские, не подозревая об истинных намерениях Алиевых, встретили их как родных. Вечер прошел в воспоминаниях. Женщины даже всплакнули, когда разговор зашел о прошлых благословенных временах. На следующий день мамашка-шпионка, не дав перевести дыхания сыну и уже не опасаясь российской контрразведки, связалась по сотовому телефону с Звиади и сообщила о прибытии в Одессу и готовности к встрече. Тот вскоре перезвонил и заверил, что в ближайшее время выйдет с ней на связь.

На четвертые сутки после телефонного разговора Алиевой со Звиади в Одессе появились два скромных грузина. В отличие от многих своих земляков, любящих с шиком шаркнуть по жизни в «Золотом дне» и «Брильянтовой палубе», они предпочли места не столь многолюдные и шумные. Встречу земляков в неприметном кафе нельзя было назвать дружеской. На этот раз обошлось без жарких объятий и торжественных тостов. Громила ростом под метр девяносто и пудовыми кулаками, представившийся Кобой, встретил Алиевых на входе и проводил в зал. Там их ждал Звиади. Он занимал место за столиком, с которого хорошо просматривались вход и немногочисленные посетители.

После знакомства беседу в свои руки взял Коба. Звиади больше слушал и наблюдал за реакцией Алиева. Разговор начался с нейтральной темы: о жизни и службе в России, а потом перешел на положение в Грузии, которая, по словам Кобы, «при поддержке друзей в Европе и Америке противостоит российской экспансии на Южном Кавказе». В дальнейшем, обращаясь к патриотическим чувствам Алиева, он напомнил: «Долг сыновей Грузии — оказывать ей помощь, где бы они ни находились».

Обращение Кобы не нашло отклика в душе Алиева, и тогда он заговорил языком ультиматумов. К нему присоединился Звиади. Вдвоем они дожали Алиева, вырвав у него согласие на сотрудничество, но закреплять оформлением подписки и избранием псевдонима не стали. В руках грузинской спецслужбы находилась его мать, а теперь и видеозапись вербовки, которой можно было припереть к стенке строптивого агента.

Добившись своего, Коба перевел беседу в практическое русло. Он опросил вновь завербованного агента о задачах, решаемых воинской частью, уточнил круг его функциональных обязанностях. Особый интерес для грузинских разведчиков представляли возможности Алиева по доступу к аппаратуре, обеспечивающей закрытые переговоры командования Северо— Кавказского военного округа, и съему информации, а также наличие у Давида допуска к работе с совершенно секретными документами: указаниями, директивами и приказами. Алиев подтвердил, что обладает такими возможностями и имеет высшую форму допуска — Ф1. Это привело в восторг грузинских разведчиков. Коба так прямо и заявил: «Ты именно тот, кто нам нужен!»

Алиева это не обрадовало, и он отрезал: «Взламывать кабинеты и компьютеры я не собираюсь, а буду собирать лишь те сведения, которые смогу достать в ходе повседневной службы».

Опытные вербовщики не стали дожимать до конца начинающего агента, так как хорошо знали: после выполнения одного-другого задания тот увязнет по уши в шпионском болоте, и тогда они смогут вить из него веревки. Коварный Коба перевел разговор на другую тему — поманил Алиева «пряником». Он поинтересовался размером его зарплаты. Тот назвал: 15 тысяч рублей в месяц.

«Не густо тебе русские платят», — отметил Коба и предложил ему 500 долларов ежемесячно и при этом подчеркнул: «Это хорошие деньги для Грузии, на них можно содержать месяц семью». Алиев не стал набивать себе цену, но поставил условие: «Деньги передавать матери и все остальные вопросы решать через нее!» Что в тот момент двигало им? Сыновняя любовь или инстинкт самосохранения? Скорее последнее — Алиев, видимо, не слишком полагался на мамашку, втянувшую его в опасные шпионские игры, и поэтому старался максимально обезопасить себя от провала. Коба охотно принял это условие агента. Оно играло ему только на руку. Деньги и прямая связь со спецслужбой «похоронили» большинство агентов.