Отец Золтана умер через год — кобыла лягнула его и разбила ему грудь, мать протянула чуть дольше — не перенесла суровой зимы и умерла, когда мальчику исполнилось пять. Золтан просидел у её кровати весь день, пока не пришли забрать её тело, чтобы заложить камнями на окраине деревни. Золтан тогда впервые на памяти деда раскричался, развопился, как зверёныш, и, укусив одного из могильщиков, убежал. Через день рана у того человека воспалилась, и он умер от заражения. В тот день на деда и внука несчастья и проклятья посыпались как из рога изобилия. Деревенские вмиг припомнили Золтану и его молчаливость, и странности, и им с дедом пришлось уйти из деревни, покинуть родные места. Так они и кочевали, переходя с места на место, потому что везде история повторялась, рано или поздно. Сейчас Золтану было тринадцать, и он не изменился — всё так же молчал, хмуро смотрел исподлобья и уличал людей во лжи.

Когда они вошли в город, то сразу взялись за поиски дома, о котором им рассказал встреченный у озера кирасир. Золтана пьянил воздух большого города, состоящий из ароматов выпечки, рыбных потрохов, конского пота и дорожной пыли. И ещё гор. Золтан всю свою жизнь жил далеко от гор, но та морозная свежесть, которую ветер нёс с востока, он был уверен, могла принадлежать только огромному, нагретому на солнце, каменному массиву Многоликой горы, что нависала над Паденброгом перламутровой волной. Паренек молчал и угрюмо взирал на горожан, которые в ответ глядели на него, как на диковинного уродца, а дед расспрашивал о доме с синими ставнями. Довольно скоро они его нашли в самом конце Кроличьего тупика. Это оказался аккуратный двухэтажный домик у прачечной, из которой пахло горячим паром и цветочной мыльной пеной. Ставни его действительно были выкрашены в ярко-голубой цвет, а вывеска над дверью гласила, что здесь любой сможет найти себе приют.

У порога на скрипучей табуретке сидел парень и с помощью стекляшки жёг на солнце муравьев. Лицо его было глупым и сосредоточенным на этом странном деле. Путники отвлекли его, и он недовольно оглядел их с головы до ног.

— Мест нет, — буркнул он, вытирая пот с грязной шеи, и вернулся к своему увлекательному занятию.

— Лжёшь, — огрызнулся Золтан.

Реакция вруна была мгновенной. Парень вскочил и схватил Золтана за ухо. Тот завопил. На крики откликнулись проходящие мимо люди, знакомые с нравом соседа. Послышались призывы отпустить мальчишку. Дверь дома с голубыми ставнями отворились, и на пороге появилась огромная пухлая женщина в фартуке. Ей хватило пары секунд, чтобы привычным жестом отогнать сына от мальчика. Подзатыльник оказался глухим, как удар мешка с мукой о каменные ступеньки, и нападавший шлёпнулся на задницу.

— Он сказал, что я лгу! — заревел он ослом.

— А то ж я не слышала, болван! — было ему ответом. — А ну, кыш отсюда!

И парень едва успел унести ноги от очередного материнского подзатыльника.

— А вы проходите, — с добродушной улыбкой сказала она, обращаясь к растерянным путникам. — И на бестолочь мою не обращайте внимания. Входите.

Внутри оказалось очень уютно и вкусно пахло обедом — у путников сразу заныли желудки.

— Нам бы комнату снять, дочка, — сказал дед, вглядываясь подслеповатыми глазами в окружающее пространство.

— У меня есть одна — вчера освободилась, — ответила женщина, — возьму недорого.

Золтан выложил на ладонь одну монету. Хозяйка взяла её толстыми тёплыми пальцами.

— О-о! За это я могу даже накормить вас обоих от пуза. Вы голодны?

— Да, дочка, — ответил дед.

— А этот что? — Она кивнула в сторону его внука. — Не говорит?

— Слово одно знает, да и всё.

— Он проклят? — насторожилась женщина, остановившись на полпути в кухню.

— Нет, родился такой.

— И язык у него есть?

— Конечно, есть.

— А если он начнёт изрыгать лягушек? Или его кожа покроется зелёной слизью?

— Никогда такого не было, — честно ответил дед. — Но то, что враньё чует за версту, этого у внучка не отнять. Чуть соврёшь, он молчать не станет. Как есть скажет.

— И не ошибается?

— Ни единого раза не ошибся.

— А он точно человек?

— Человек. Таким его сделали боги.

— Но это ненормально.

Напуганная суевериями женщина недоверчиво глядела на мальчишку, силясь понять, что же ей делать. Ей становилось не по себе от холодного водянистого взгляда странного постояльца. Может быть, вытолкать их обоих взашей? Но прошлый жилец задолжал ей три серебряные монеты за еду и ночлег, а у этого старика лицо было честное, да и монета водилась — он не походил на того, кто будет обманом жить под её крышей, есть из её котла и не платить. К тому же хозяйка отчаянно нуждалась в деньгах. Муж после смерти ничего ей не оставил, кроме этого дома и туповатого сына, и их обоих надо было на что-то содержать. Но от этого мальчишки у женщины кровь стыла в жилах. В конце концов она сказала:

— Ещё одна монета, и можете пожить здесь до завтрашнего вечера. Еда — как попросите.

Путникам не с руки было торговаться, и они согласились.

Хотя гостеприимство хозяйки моментально куда-то улетучилось, всё же её дом Золтану понравился. По крайней мере, он был куда чище той их халупы с обвалившейся крышей и земляным полом, которая до того промерзала зимой, что покрывалась коркой льда. Их комната находилась на втором этаже и выходила окнами в сторону Туренсворда. После обеда Золтан долго сидел у окна и разглядывал замок издалека, впиваясь глазами в каждый кирпичик каждой башни этой махины. Он просидел бы у окна ещё дольше, если бы не полетевший ему в лицо гнилой апельсин. Это был сын хозяйки. Мальчишка отёр место удара и поднял с пола разбившийся фрукт.

— В следующий раз это будет камень, — понеслась в его сторону угроза, но Золтан в ответ только подбросил апельсин в руке и молча растянул рот в улыбке. Ему был знаком этот взгляд, будто он насекомое, которое необходимо уничтожить, он знал, что апельсин — это только начало. И Золтан был готов.

Вечером во время ужина сын хозяйки сидел с ним за одним столом и всё время пихал Золтана ногой. Хозяйка его не останавливала, хотя видела, что творит её глупый ребёнок, да только поучала его, помешивая жаркое из репы, чтобы тот не забыл заделать дыру в крыше от черепицы, которую накануне сорвал ветер. А ещё она напомнила ему натаскать воды из канала в бочки. Золтан сидел тихо и изучал колечки лука в своей тарелке, стойко терпя удары по ноге. Его спокойствие бесило хозяйкиного сына, и он не унимался.

После ужина Золтан куда-то ушёл и появился только под ночь, принеся с собой корзинку сочных красных яблок.

— Ты это украл? — Хозяйка не спешила принимать подарок. Мальчишка повертел головой и снова протянул корзину.

— Тогда откуда? Не скажешь, что вы с дедом богачи.

Но Золтан молчал и упрямо тянул женщине корзину. Фрукты в её доме были редкостью и так и манили своей блестящей, будто натёртой воском, ароматной кожицей.