Глажу пальцем по маминой щеке на фото, а потом сам себя одергиваю: ты чего сюда пришел, Дэн? Как будто оплакивать. Нет уж, она сильная, выкарабкается. Всем нам назло. И будет счастлива. Я теперь все для этого сделаю.

Отхожу спиной назад и упираюсь ногами в кровать. Сажусь и цепляюсь взглядом за плюшевого дракона – сидит на её месте, чудовище трёхголовое. Невольно усмехаюсь, вспоминая, как Варя мне его подарила. И сердце снова начинает ныть. Варя-Варя.

Неужели я действительно настолько ошибся в ней? И не было ничего, только игра? На пару со Славкой. И вспоминаю взгляд её последний сегодня в кофейне. И снова ёкает.

А если я ошибся? Если она просто блефовала, потому что узнала о споре? Потому что ей больно, потому что я её растоптал этим всем? Иначе бы она не смотрела так…

Сомнение зарывается в душу и начинает грызть. Если они со Славкой заодно – я буду полным идиотом.

А если всё-таки нет? Если Варя – это та, моя Варя, которую я видел эти две недели? Нежная, заботливая, ласковая, чувственная. Тогда я буду ещё большим идиотом.

Я должен, должен узнать правду.

Снег валит огромными хлопьями.

Без остановки, без сожаления он засыпает город, падая на уже потемневший местами снег, словно пытается скрыть эти пятна. Спрятать грязь, которая просочилась до самой земли. Её можно только присыпать сверху. Вот так, белоснежным полотном. Создать иллюзию.

Когда идёт снег, так легко поверить в волшебство, в светлые чувства, что они будут вечны, я и сама раньше верила в чудо. Совсем недавно, но кажется, это было в какой-то прошлой жизни.

Такси увозит меня всё дальше от общежития, и к горлу подступает ком. Медленная мелодия доносится из динамиков, начинают звучать строчки песни, но я не могу различить слова, в голове туман.

Боль новой порцией подступает и несётся по венам, пытается найти ещё не поверженные участки. Но тщетно. Нет во мне ничего уцелевшего, всё внутри выжжено. Заживо. А я раздавлена, сломлена. Горькая правда размазала меня по этому белому снегу и бросила замерзать.

Внутри всё скручивает, отчаяние снова врывается горечью, не хочу думать о Денисе, но это сильнее меня. Против воли перед глазами проносятся все наши встречи: мне не забыть его взгляды, прикосновения, я помню всё, что он мне шептал. Но это неважно. Потому что все его слова – ложь.

Знаю, что поступаю правильно, потому что по-другому не смогу.

Я прощаюсь с городом, который сначала мне показался новым домом.

Прощаюсь с неоправданными надеждами. С теми чувствами, которые впервые здесь возникли, с первой любовью прощаюсь и с первой болью. Я не смогу всё это из себя вырвать, но сделаю всё, чтобы больше не дать себя в обиду.

Нет больше прежней Вари, и не будет. Не позволю никогда, никому... вырывается всхлип. Слёзы подступают незамедлительно, сейчас ещё можно дать волю эмоциям – сейчас я ещё уязвима. Пока не покинула этот город, не отсекла воспоминания. Но я вырвусь, я смогу.

Не сейчас, позже. Я обязательно справлюсь.

Касаюсь пальцами запотевшего стекла, протираю, делая небольшое окошко.

– Пожалуйста, пожалуйста, – шепчу, обращаясь непонятно к кому. Мне так нужны силы.

Вот так же, как я повторяла нелюбимую физику перед экзаменом, слово в слово, не переставая, бесконечно, пока не выучила, я буду повторять про себя, что забуду его. И если с физикой сработало, может, и с чувствами выйдет?

Слёзы прорывают блокаду, как будто заранее знают – ничего у меня не получится.

Вытираю мокрые дорожки с лица и кусаю губы. Я никому не сообщила, что возвращаюсь домой.

В кофейне пришлось срочно придумывать, что больше не могу совмещать с учебой работу. Девчонкам коротко бросила – переезжаю. Даже Наташе не смогла позвонить, просто написала сообщение и выключила телефон...

Я действительно бегу. Боюсь снова встретиться с ним и поддаться, да я просто не выдержу ещё одного его взгляда. А он обязательно мне соврёт, и я ухвачусь за спасительную ложь.

Нельзя нам больше видеться. И говорить не нужно.

А документы из института заберу потом, переведусь в родной город, пусть не в такой известный вуз, но я найду себя в родном городе. Я слишком высоко замахнулась.

Думаю о брате, о маме. Я верну долг, заработаю и переведу. Тут же вспоминаю взгляд Дэна, когда он говорил забыть про деньги и не пытаться ему их отдать. Какая же я глупая – решила, что Денис все свои сбережения отдал, что для него это большой поступок, а он... просто верно рассчитал, что я буду считать себя обязанной, буду верить, что он хороший. И ведь верила.

Верила, я верила ему. А он растоптал меня.

Дурочка, наивная, глупая. Нельзя быть такой. Нельзя.

– У вас всё хорошо? – спрашивает водитель такси, я киваю, отвечая на его взгляд в зеркале заднего вида. Понимаю, что выгляжу очень странно: опухшие глаза, искусанные губы – но сейчас мне не до внешнего вида.

Мне вообще ни до чего. Это оказалось сложнее, чем я думала, вот так уехать, всё оборвать в один миг, чтобы даже возможности не было сдаться.

– Не приняла Москва? – задаёт вопрос мужчина и тут же добавляет: – Да вы не переживайте. Всегда можно вернуться.

Ничего не отвечаю. Возможно, он прав. Но боюсь, это не мой случай.

– Прощай, Денис, – шепчу еле слышно, когда уже оказываюсь на улице перед зданием вокзала.

Я всё ещё люблю тебя. Я уже тебя ненавижу.

На вокзале людно, народ несётся по своим делам, не замечая ничего вокруг. Кто-то опаздывает на поезд, кто-то встречает родных. А я перевожу взгляд на большое витражное окно и нервно усмехаюсь: снег падает огромными хлопьями, но в сказки я больше не верю.

И всё равно оглядываюсь перед выходом на перрон, словно даю последний шанс чуду.

С утра мы с отцом практически не разговариваем, в больнице врач говорит, что состояние у матери стабильное, сейчас отсутствие новостей – это хороший признак, поэтому ещё немного постояв у её палаты, мы с отцом разъезжаемся.

Еду прямиком в общагу.

Стучу в дверь несколько раз, и когда она открывается, досадно выдыхаю:

– Привет, позови Варю, – говорю сонной блондинке и заглядываю за её спину. Отсюда часть комнаты, которую занимает Варя, не видно, и всё же я надеюсь, что девушка сама выйдет. Соседка рассматривает меня внимательно, а потом выдаёт:

– Не могу позвать.

– Почему это?

– Так нет её, – она даже брови поднимает, словно это общеизвестный факт. Девушка поправляет халат, скрещивает руки на груди.

– Давно ушла?

– Вчера.