— Давай не будем сразу начинать со ссоры, — попросил он.

Люс прикрыла глаза и позволила ему подхватить себя с земли. Их губы встретились, и она запрокинула лицо к небу, нежась в его близости. Не было больше ни темноты, ни холода, только омывающее ее чудесное лиловое сияние. Даже шум океана стал не очень слышен из-за негромкого гула энергии, заключенной в теле Дэниела.

Девочка крепко обняла его за шею, затем погладила твердые мышцы плеч, коснулась мягкого края крыльев. Сильные, белые и мерцающие, те всякий раз оказывались куда больше, чем ей помнилось. Два великолепных паруса простирались по обе стороны от тела, и каждый их дюйм был гладок и безупречен. Кончиками пальцев Люс ощущала напряжение, как будто трогала туго натянутый холст. Но только шелковистый и бархатисто-нежный. Казалось, крылья отзывались на ее прикосновения и даже тянулись вперед, чтобы потереться о нее, привлечь ее ближе, пока она совершенно в них не зарылась, вжимаясь все теснее и теснее, но так и не утолив своей жажды. Дэниел вздрогнул.

— Что-то случилось? — шепотом спросила девочка, поскольку порой он тревожился, когда их страсть начинала разгораться, — Тебе больно?

Этим вечером взгляд его казался жгучим.

— Все просто чудесно. Бесподобно.

Его пальцы скользили по талии Люс, пробираясь под свитер. Обычно она слабела от его нежности. Сегодня Дэниел прикасался к ней с куда большей силой. Едва ли не грубо. Девочка не понимала, что на него вдруг нашло, но ей это нравилось.

Губы ангела скользнули по ее губам, затем поднялись выше, по переносице, бережно коснулись по очереди каждого века. Когда он отстранился, Люс открыла глаза и посмотрела на него.

— Ты такая красивая, — прошептал Дэниел.

Именно такие слова мечтают услышать большинство девушек, — однако стоило ему это сказать, как Люс почудилось, что ее выдернуло из собственного тела и заменило кем-то другим.

Шелби.

Но не только ею — велики ли шансы, что та была единственной? Ощущали ли другие глаза, носы и скулы поцелуи Дэниела? Приникали ли другие тела к его груди на пляже? Сливались ли с его губами другие губы, заходились ли стуком другие сердца? Шептал ли он другим такие же комплименты?

— В чем дело? — спросил Дэниел.

Люс стало дурно. Пусть от их поцелуев запотевали окна, но как только они пробовали воспользоваться ртами для иных целей — скажем, разговоров, — все сразу усложнялось.

Она отвернулась от него.

— Ты лгал мне.

Дэниел не поднял ее на смех и не рассердился, как она ожидала — и почти хотела этого. Он сел на песок. Сложил руки на колени и уставился на пенящиеся волны.

— В чем именно?

Едва слова успели сорваться с ее губ, Люс пожалела о сказанном.

— Я могла бы прибегнуть к твоему собственному подходу — и вообще ничего больше тебе не говорить.

— Я не могу рассказать тебе то, что ты хочешь узнать, если ты не объяснишь мне, что тебя беспокоит.

Девочка подумала было о Шелби, но, когда представила, как разыгрывает сцену ревности — лишь для того, чтобы он обошелся с ней как с ребенком, — почувствовала себя жалкой.

— У меня такое ощущение, что мы совершенно чужие, — сказала она вместо этого. — Как будто я знаю тебя не лучше, чем кто угодно другой.

— О.

Голос Дэниела остался спокойным, а выражение лица — столь раздражающе терпеливым, что Люс захотелось его встряхнуть. Ничто не могло вывести его из равновесия.

— Ты держишь меня здесь как заложницу, Дэниел. Я ничего не знаю. Никого не знаю. Я одинока. Каждый раз, когда мы видимся, ты возводишь какую-нибудь новую стену и отгораживаешься ею от меня. Никогда не подпускаешь ближе. Ты притащил меня сюда…

Сперва она имела в виду Калифорнию, но дело было не только в этом. Ее прошлое, какое бы скудное представление о нем девочка ни имела, разворачивалось у нее в голове, словно оброненный рулон кинопленки, разматывающийся по полу.

Дэниел тащил ее куда дальше и дольше, чем просто до Калифорнии. Сквозь века подобных ссор. Сквозь мучительную гибель, приносящую боль всем, кто ее окружал, — вроде тех милых пожилых людей, которых она навещала недавно. Дэниел разрушил жизнь этой пары. Убил их дочь. И всего лишь потому, что был напористым ангелом, который увидел нечто ему приглянувшееся и тут же на него набросился.

Нет, он не просто затащил ее в Калифорнию. Он затащил ее в проклятую вечность. Это бремя следовало бы нести ему одному.

— Я страдаю — я и все, кто меня любит, — от твоего проклятия. Вечно. Из-за тебя.

Дэниел вздрогнул, как будто она ударила его.

— Ты хочешь вернуться домой, — сказал он.

Она топнула ногой по песку.

— Я хочу вернуться. Каким бы образом ты ни вовлек меня в эту историю, я хочу, чтобы ты забрал все обратно. Я хочу просто жить нормальной жизнью, и умирать нормальной смертью, и расставаться с нормальными людьми по нормальным поводам вроде тостеров, а не сверхъестественных тайн Вселенной, которых ты мне даже не доверяешь.

— Погоди.

Лицо Дэниела совершенно побелело. Его плечи напряглись, а руки задрожали. Даже крылья, такие могучие мгновениями раньше, теперь казались хрупкими. Люс хотелось протянуть руку и коснуться их, как будто это подсказало бы ей, насколько реальна боль, которую она видит у него в глазах. Но она продолжала стоять на своем.

— Мы расстаемся? — спросил Дэниел слабым, тихим голосом.

— А мы вообще-то вместе?

Он поднялся на ноги и взял ее лицо в ладони. Прежде чем Люс успела отпрянуть, жар отхлынул от ее щек. Она прикрыла глаза, противясь магнетической силе его прикосновения, но та оказалась слишком мощной, куда мощнее чего бы то ни было еще.

Это усмирило гнев Люс, изорвало ее личность в клочья. Кто она без него? Почему влечение к Дэниелу всегда побеждает все, что отталкивает ее от него? Здравый смысл, обидчивость, самосохранение — ничто из этого не способно ему противостоять. Должно быть, это часть его кары. То, что она навеки привязана к нему, словно марионетка к кукловоду. Люс знала, что ей не следует вожделеть его каждой частицей естества, но ничего не могла с собой поделать. Смотреть на него, ощущать его прикосновения — весь прочий мир мерк в сравнении с этим.

Вот если бы только любить его не оказывалось так трудно!

— Я не вполне понял… — шепнул ей на ухо Дэниел, — Ты хочешь тостер?

— Кажется, я сама не знаю, чего хочу.

— Зато я знаю, — отозвался он, не отрывая настойчивого взгляда от ее глаз. — Я хочу тебя.

— Я понимаю, но…

— И ничто на свете этого не изменит. Что бы ты ни услышала. Что бы ни произошло.

— Но мне недостаточно быть желанной. Мне нужно, чтобы мы были вместе — по-настоящему вместе.