– Извини, это опять я.

Таня испытывала некоторую неловкость. Хоть она и знала, что никаких теплых чувств между супругами нет, но просить жену о таком одолжении…

Лариса безучастно отозвалась:

– А, ты? Ну как после вчерашнего? Голова не болит?

– Да у меня-то нет, – удивилась Таня. – А как Славка?

– С похмелья мучается, – так же безучастно ответила та.

– Лариса, я хочу тебя попросить… – Таня наконец решилась. – Его родители все отрицают, сам он вряд ли сознается… Я собираюсь написать заявление на имя следователя. Ты не могла бы тоже написать?

Все, как он рассказал.

В трубке послышался резкий, короткий смешок.

А потом странно изменившийся голос Ларисы. Таня слушала ее и чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Женщина говорила, что не поняла, о чем Таня ее просит. Что никаких заявлений, само собой, писать не будет. Что ей хватает хлопот с похмельным мужем, который вчера распорол щеку о стекло, упав на темной лестнице.

– Ты тоже вчера перебрала, – сказала Лариса. – Прошу тебя, проспись.

Виталий приехал не к десяти, как обещал, а намного позже. Таня даже не собиралась ему отпирать. Она разделась, намазала лицо кремом и зарылась с головой под одеяло. На частые звонки в дверь не реагировала. Пусть звонит, пусть…

Таня лежала, уткнувшись носом в подушку, и сдавленно дышала. Пусть поймет, что ничего ей от него не нужно… От них от всех! Пусть катятся все – и он, и Лариса, и все на свете! Пусть бросаются из окон, горят в машинах, пусть в них стреляют, пусть их режут! Она ничего не хочет больше знать.

Долгий-долгий звонок, казалось, просверлил в стене дыру. Таня не выдержала. Вскочила и побежала к двери, приникла к глазку. Так и есть – это явился Виталий.

– Я здесь, – громко сказала она через дверь. – Никуда я не поеду, уходи.

– Ты одна? – встревоженно спросил парень. – Тьфу, черт. Хоть жива… У меня к тебе дело, я и сам никуда не еду. Есть новости.

Таня заколебалась, но в конце концов открыла.

Виталий переступил порог и уставился на ее красную пижаму. Эта пижама необыкновенного, просто огненного оттенка была куплена Таней еще в студенческие годы, на какой-то распродаже. С тех пор она ее почти не надевала – Стасу не нравился цвет.

И только после его смерти пижама снова явилась на сцену.

– Классно. – Виталий, казалось, был ошарашен. – Первый раз такое вижу… Чайник поставишь?

Таня довольно грубо оттолкнула его и заперла дверь на все замки.

– Если ты так много ешь, почему такой худой? – сквозь зубы спросила она.

– Нервы, работа, – четко ответил тот, без приглашения проходя на кухню.

Он ее не обманул и действительно пришел по делу. Таня увидела, что он достает из внутреннего кармана куртки большой коричневый пакет.

– Что это у тебя? – Таня подсела к столу. – Фотографии?..

Она успела заметить край цветной глянцевой бумаги, видневшейся из конверта. Виталий молча вынул пачку снимков и разложил их на столе. Таня изумленно вгляделась:

– Это же я! И вот еще… Витя, это откуда? От Юрия?

– Да, это мы наконец пошевелились, сделали отпечатки с его пленок. – Виталий аккуратно подровнял снимки. – Идея простая. Ты говорила о какой-то голой даме, которая позировала ему в тот день. Известно, что он любил делать женские портреты. Ну, вот мы и пытаемся выявить, кто у него снимался. И никакой дамы, как ты понимаешь, мы не нашли. Ни родня его не знает о ней, ни друзья, ни соседи. Соседи вообще чумовые. Муж – директор винного магазина, жена – сомелье. Дегустатор то есть. Оба какие-то не от мира сего, смотрели на меня как на холеру. Единственный разговорчивый человек там домработница. Она же нам и сдала сестричку Гурзо с любовником. Глазастая женщина, можно подумать, ей там делать нечего, весь день у окна торчит.

Таня и слушала его, и не слышала. Она рассматривала снимки.

– Я должна узнать ту женщину? – спросила она, когда Виталий умолк.

– Желательно, конечно. Вообще-то я нарушаю правила. Надо было тебя к нам вызвать и при Макарове, с протоколом устроить опознание… Но я тебе экономлю нервы. Ты же Макарова терпеть не можешь. А снимочки только что получили.

Виталий закурил и бодро закончил:

– Если узнаешь ее, потом оформим по всем правилам… Ну как? Признала кого-то?

Таня только плечами пожала:

– Не уверена.

– Но кто-то похожий тут есть?

На снимках, как сперва показалось Тане, было всего пять или шесть женщин. Но потом она поняла, что одна из этих женщин была снята в нескольких видах – в разном гриме, в разных костюмах.

Прежде всего Таня отложила в сторону свои фотографии – те самые, в мужском костюме.

– Меня вы тоже подозреваете? – задумчиво спросила она.

Виталий ничего не ответил. Он наливал себе чай, резал хлеб… Вообще вел себя как хозяин, вернувшийся домой после трудового дня. Таня не возражала. Она вглядывалась в снимки, пытаясь уловить хоть что-то знакомое. Но узнала только одно лицо.

– Вот Агна. – Она отодвинула в сторону одну из фотографий.

Таня не сразу узнала Агну, потому что та снялась в широкополой шляпе из соломки, с каким-то дурацким розовым бантом. Шляпа закрывала половину лица.

– Кто такая Агна? – заглянул ей через плечо Виталий.

– Подружка Саши… Да ты их никого не знаешь, они не проходят по делу.

– А подробнее? – Виталий примостился на краю стола. – Вот эта, в шляпе, и есть Агна? Что за имя такое? Как ее фамилия? Она бывала у Гурзо?

– Витя, там, на диване, с журналом, была не она, – усмехнулась Таня. – Разве я Агну не узнала бы? Ее полное имя Агнесса, фамилию не знаю, и она моя ровесница. А той женщине на диване было явно за тридцать.

– Постой, ты уверена, что она вообще снималась? Может, просто отдыхала?

Таня пожала плечами:

– По-моему, она собиралась сниматься. Или съемки уже закончились. Во всяком случае, там было все приготовлено для фотографирования. И сам Юра не отрицал, что хочет снимать обнаженную натуру.

Другие фотографии никаких результатов не дали.

Таня не узнала ни одну из этих женщин. Две модели были совсем молоденькие, лет по семнадцать – восемнадцать. А та, которая фотографировалась в разных нарядах, постарше, но, как показалось Тане, тоже не достигла нужного возраста.

– Понимаешь, ту женщину я видела очень смутно. Первый раз – из-за журнала. Второй раз в окне, на секунду. Я помню только, что она была русая…