Он выглянул в окно и постарался рассмотреть происходящее во дворе. Забор и какие-то ящики около него отбрасывали нечеткие тени в тусклом свете отдаленных светильников. Вроде бы никого не было видно. Все спали, а если кто и не спал, тот находился в здании.

Кое-как примотав мешковину к единственной в комнате скамье, молодой человек выбросил другой конец «веревки» в окно и, пятясь задом, начал протискиваться в лаз. Его расчет строился на двух предположениях. Во-первых, мешковина выдержит вес тела лесоруба, а во-вторых, скамья, будучи подтянутой к окну «веревкой», не выскочит следом за Виктором и не ударит его, упавшего, по голове.

«Вот подговаривал же меня приятель заняться с ним альпинизмом, – мрачно думал Антипов, медленно спускаясь вниз и борясь с непослушными кандалами, – а я, дурак, отказался. Может быть, если бы согласился, то сейчас был бы опытным скалолазом и полез бы с большим комфортом. Хотя слышал, что опытные скалолазы предпочитают не рисковать, если страховка плохая. Так что, возможно, и к лучшему, что не стал альпинистом. Наверное, будучи им, вообще бы никуда не полез».

Мешковина неприятно потрескивала, скамья поскрипывала, кандалы позвякивали, а Виктор, думая о том, что вот-вот упадет и расшибется, продолжал спускаться. Третий этаж – с одной стороны, это не очень высоко, можно даже при желании спрыгнуть, и если повезет, отделаешься каким-нибудь незначительным переломом или вывихом. Но, с другой стороны, прыгать Антипов никак не мог. Из-за кандалов. В них не попрыгаешь. Да и перелом ему не был нужен. Куда же с таким повреждением убежишь? Поэтому он, судорожно цепляясь за мешковину, медленно, но неуклонно полз вниз.

Виктор непрерывно оглядывался на приближающуюся землю, с нетерпением ожидая момента, когда наконец достигнет ее. И какова же была его радость, когда ноги все-таки коснулись твердой опоры! Антипов вздохнул с нескрываемым облегчением, осторожно отпустил «веревку», чтобы скамья не громыхнула наверху, повернулся лицом к забору и… замер.

Он так и не понял, откуда там взялся десятник Оннеа. Тот самый, которому сын лесоруба чуть не оторвал ухо в пылу борьбы за свободу. Виктор вытаращил глаза от удивления и разочарования. Он даже хотел пощупать приземистую фигуру десятника, чтобы убедиться, что это – живой человек, а не привидение, внезапно возникшее совершенно в пустом дворе. Хотел, но не решился. Оннеа, возможно, уха до сих пор не простил, а ухудшать положение фамильярностью – себе дороже. Впрочем, голос десятника ясно показал, что тот был из плоти и крови:

– Его милость говорил, что ты попробуешь сбежать. Признаться, я не поверил. Но господин барон хорошо разбирается в людях. Так что, Ролт, давай-ка назад. Лезть обратно наверх по твоему канату я тебя не заставлю. Пойдешь по лестнице. И старайся не шуметь, а то еще госпожу разбудишь.

Виктор не сомкнул глаз той ночью. Его продолжали беспокоить мысли по поводу предстоящей экзекуции. Однако это беспокойство было деятельным. Антипов не просто переживал из-за своего будущего, но и усиленно размышлял о том, как все изменить. Пока что у него было два варианта действий: успешный побег и попытка склонить барона на свою сторону. Если первое требовало времени и удачи, то второе представлялось последним шансом на спасение. Виктор мог рассказать Алькерту о себе, об Аресе, о своем мире и прочем. Мог, но не очень-то хотел.

«Давайте рассуждать, – думал бывший студент. – Вот я признаюсь барону во всем. Как на духу. И что делает его милость, будучи практичным человеком, желающим добра своим замку и землям? Если верит в мои байки, то отдает меня жрецам или тихо душит во избежание неприятностей. Если не верит, то в моем положении это ничего не меняет, умру от побоев. Сдохну, околею, как собака! А как поступят со мной жрецы, господин Коперник? Или правильнее сказать, господин Джордано Бруно? Арес ведь меня недаром предостерегал от тесного общения с ними. Тут вообще что-то не так, что-то нечисто в королевстве Датском. Но так как я – не Гамлет, то пока разбираться в этом не с руки».

Антипов очень тешил себя надеждой, что у него еще есть время, хотя бы несколько дней, которые планировалось провести в городе. И возможно, удастся сбежать, нужно лишь смотреть в оба, поджидая подходящего случая. Поэтому утром, невзирая на бессонную ночь, он превратился в гигантские глаза и уши. Благо дыру в его окне никто заделывать не стал, ограничились лишь конфискацией скамьи, чтобы не к чему было привязать другую веревку, если вдруг она чудесным образом отыщется. Нового матраса ведь не выдали, поэтому Ролт мог спать только на сене, оставшемся с предыдущей попытки бегства.

«Сколько времени у меня есть? Три-четыре дня? Как же мне должно не повезти, чтобы за это время не подвернулся хоть какой-нибудь случай! Я-то ведь, в отличие от этих безграмотных невежд, знаком с литературой! О, литература – великая сила. Особенно та ее часть, которая касается приключений, погонь и бегств из тюрем, господин Гудини».

Виктор старался смотреть на жизнь оптимистично. Он верил в свое воображение и был готов не упустить малейшего изменения обстановки. Но, к сожалению, процесс, запущенный появлением Ареса в этом мире, добрался наконец и до постоялого двора города Парреана. В лице, как ни странно это звучит, самого Аренеперта, главного жреца Зентела в этой местности.

Незабываемый визит произошел поздним утром, еще до обеда, когда барон готовился к очередной встрече с потенциальным женихом, а Антипов, припав к окну, изучал обстановку.

Сначала на подъезжающую зеленую карету с белыми дверцами мало кто обратил внимание. Кроме Виктора. Он-то сразу заметил, что карета-то не сама по себе, а за ней следует десяток всадников, из которых двое очень странные. Со щитами на руках и парой мечей за спиной. Вокруг них клубилась едва заметная серая дымка, весьма напоминающая ту, которую сын лесоруба видел у ученика мага.

Карета остановилась точно напротив ворот постоялого двора. Слуга в светлом одеянии спрыгнул с запяток и поспешно распахнул двери. Оттуда степенно вышел человек среднего роста с каштановыми волосами, небольшим носом и слегка мечтательными глазами. Он был в белой мантии и зеленом шарфе. Всадники моментально спешились. Они взяли пассажира кареты в полукруг, а слуга начал барабанить в дверь.

Но еще до того, как раздались первые удары, воины барона, бывшие во дворе, пришли в движение, сгруппировавшись около главного входа. Однако Алькерт, находящийся там же, поспешил успокоить их и знаком показал, чтобы ворота открыли. Один из воинов, не дожидаясь привратника, поспешил исполнить приказ. Ворота распахнулись, и жрец в сопровождении охранников величаво вошел внутрь.

– Ваша благость! – Барон приветливо протянул руки и расплылся в фальшивой улыбке. – Какая честь для меня! Проходите, прошу вас, располагайтесь. Чем могу быть полезен?

– Рад видеть вас, господин барон, – важно ответил жрец. – Меня привело к вам небольшое дело, которое не терпит отлагательств. Именно поэтому я прибыл сам, а не вызвал вас для беседы, молитв и покаяний.

Виктор ощутил, как напряглась фигура Алькерта после того, как последнее слово было произнесено. Но выражение лица оставалось радушным.