– Что? Я поставил тебя в затруднительное положение? – уточняю я. – Не хочешь нарушать врачебную тайну?

– С формальной точки зрения вы двое – одна личность. Ситуация, конечно, новая. Отвечая на твой вопрос… нет. Я бы не сказала, что он был счастлив. Да, у него имелся интеллектуальный стимул, но разнообразием его жизнь не отличалась. Кроме работы – ничего. Последние пять лет он практически и не выходил из лаборатории.

– Знаешь, все, что со мной случилось, устроил он. Я и оказался здесь потому, что несколько дней назад кто-то похитил меня под угрозой оружия по пути домой. Он отвез меня на заброшенную электростанцию, накачал какой-то дрянью, задал кучу вопросов о моей жизни. Спросил, счастлив ли я. Принял бы я другие решения, будь такая возможность. А потом я очнулся в вашей лаборатории. В вашем мире. Думаю, меня отправил туда твой Джейсон.

– Хочешь сказать, что он вошел в куб, каким-то образом отыскал твой мир и поменялся с тобой местами?

– По-твоему, он на такое способен?

– Даже не знаю. Это какое-то безумие.

– А кто еще мог бы так со мной поступить?

Секунду-другую Аманда молчит. Потом говорит:

– Джейсон был одержим этим. Тем путем, который не выбрал. Только об этом и твердил.

Злость возвращается.

– Мне и самому до сих пор не хочется этому верить, – признаюсь я. – Я о том, что он ведь мог просто убить меня. Но нет, он не только потратил на меня ампулу, но и накачал кетамином, из-за которого я потерял сознание и частично память о случившемся. А потом отправил меня туда, в свой мир. Зачем?

– Вообще-то, смысл в этом есть.

– Думаешь?

– Джейсон не был каким-то чудовищем. Если он сделал с тобой это, то заранее все обдумал и обосновал. Именно так поступают приличные люди, чтобы оправдать недостойное поведение. В твоем мире ты тоже выдающийся физик?

– Нет. Я преподаю во второсортном колледже.

– Ты богат?

– В профессиональном и финансовом смысле мне с твоим Джейсоном не сравниться.

– Ну вот. Он убеждает себя, что дает тебе шанс, который выпадает раз в жизни. А сам хочет пройти дорогой, от которой когда-то отказался. Почему бы и нет? Я не говорю, что это правильно. Я говорю, что, используя такую логику, хороший, в принципе, человек может оправдать самый ужасный поступок. Принцип ста одного процента.

Должно быть почувствовав мое негодование, Аманда добавляет:

– Джейсон, сейчас не время срываться с цепи. Ты не можешь позволить себе такую роскошь. Через минуту мы окажемся в коридоре. Мы сами контролируем ситуацию. Все зависит от нас. Не забыл?

– Нет.

– Если ты прав, если наше эмоциональное состояние влияет на выбор миров, подумай, куда нас приведут твои злость и зависть. Ты должен избавиться от негативной энергии. Придумай, как это сделать.

Я уже чувствую – момент приближается.

Мышцы расслабляются.

На мгновение мой гнев растворяется в потоке покоя и спокойствия, и я бы отдал все на свете, чтобы продлить этот миг.

* * *

Аманда включает фонарь, и я вижу, что стены, перпендикулярные двери, исчезли.

Смотрю на кожаную сумочку с оставшимися ампулами. Если тот мерзавец вычислил, как управлять кубом, то и я тоже смогу.

Синий свет. Лукас смотрит на меня.

– У нас осталось сорок четыре ампулы, – говорю я. – Двадцать два шанса, чтобы все поправить. Сколько ампул взял с собой в куб твой Джейсон?

– Сто.

Черт!

Паника разбегается по жилам, но я заставляю себя улыбнуться.

– Нам повезло, что я умнее его, верно?

Аманда встает, протягивает руку и помогает мне подняться.

– У нас есть час. Ты готов?

– Абсолютно.

Он встает раньше.

Пьет меньше.

Водит машину быстрее.

Читает больше.

Начал делать зарядку.

По-другому держит вилку.

Чаще смеется.

Меньше пишет эсэмэсок.

Он дольше принимает душ и, вместо того чтобы натирать себя мылом, пользуется намыленной мочалкой.

Он бреется каждые два дня, а не раз в четыре, как раньше, и не в душевой кабинке, а над раковиной.

Одевшись, сразу надевает туфли: прежде обувался у двери, перед тем как выйти из дому.

Он регулярно пользуется зубной нитью, а три дня назад она заметила, как он выщипывает брови.

Уже две недели он не надевает свою любимую футболку – линялую, с фотографией группы «U2», концерт которой они смотрели десять лет назад в «Юнайтед-сентер».

Он иначе моет посуду – не возводит из тарелок башню, ставя их на сушилку, а раскладывает их на расстеленных по столешнице полотенцах.

Выпивает на завтрак одну чашку кофе, а не две и делает его слабее, чем обычно, так что теперь по утрам она идет на кухню и готовит кофе сама.

Если раньше разговоры за ужином сводились к пересказу каждым из них дневных событий, то в последнее время они втроем обсуждают какие-то идеи, книги, статьи, которые читает Джейсон, и увлечения Чарли.

Кстати, и к сыну Джейсон относится иначе.

Терпимее, мягче, не так строго.

Будто забыл, каким должен быть отец тинейджера.

Он перестал засиживаться до двух ночи со своим айпэдом за просмотром программ канала «Нетфликс».

Он больше не называет ее Дэни.

Постоянно ее хочет – и каждый раз как первый.

Он смотрит на нее постоянно, не отрывая глаз, с той жадностью, с какой глядят в глаза друг другу юные влюбленные, для которых любовь – неизведанная территория, полная загадок и приключений.

Все эти мысли, все эти мелкие догадки и открытия постепенно накапливаются в уголке ее сознания.

Дэниела стоит рядом с Джейсоном перед зеркалом.

Утро, и каждый готовится к предстоящему дню. Она чистит зубы, и он чистит зубы. Поймав в зеркале ее взгляд, улыбается испачканными пастой губами и подмигивает.

Может, у него рак, думает она, и он не хочет мне говорить?

Может, он принимает новый антидепрессант и не хочет мне говорить?

Может, его уволили с работы и он не хочет мне говорить?

Откуда-то снизу, из глубины, прорывается злое, обжигающее чувство: что, если у него роман с одной из студенток и это та, другая, дает ему такой заряд обновления?

Нет. Все не то и не так. И ничего этого она на самом деле не чувствует.

А дело в том, что на первый взгляд у них всё в порядке. Лучше, чем раньше. Он уделяет ей больше внимания. Они не разговаривали и не смеялись так много с тех, наверное, пор, когда у них только завязывались отношения.