— Самое надежное — «Кеттер и Ко». Мама… — Тора замолчала, потому что о маме вспоминать было больно. — Мама говорила, что у них хорошая репутация… заслуженная… была.

Времени прошло немало, и вдруг это бюро вовсе прекратило свое существование?

— Они пришлют нескольких кандидаток.

— И как выбрать?

Райгрэ сминал ломоть хлеба, опускал в кубок с молоком и уже после отправлял в рот, творог и вовсе ел руками. Но при том на скатерть не упало ни крошки, ни капли.

— Изучить рекомендации. И предложить приготовить что-либо.

— Разумно. — Он вытер пальцы льняной салфеткой. — Надо будет заняться, а то на молоке я долго не протяну. Да и вообще прислуги несколько поубавилось…

Тора хотела было сказать, что с наймом вполне управится сама, но… тогда ей придется переступить порог этой единственной безопасной комнаты. Только здесь не пахнет лимонами.

И те, что приходят по ночам, не посмеют потревожить покой райгрэ.

А за дверью…

— Забудь, что было, — произнес райгрэ. Он подошел и приподнял подбородок, заставляя смотреть в глаза. — Это не повторится. И еще, Тора. К гостям ты выходишь только в моем сопровождении. Ясно?

— Да, райгрэ.

Он не отпускал. Разглядывал, поворачивая ее голову то вправо, то влево.

— Мне нравятся твои глаза. Необычный оттенок. А это пройдет. — Проведя большим пальцем по припухшей губе, райгрэ все-таки отпустил девушку. — Отдыхай…

Она пыталась.

Но после ухода райгрэ в комнате перестало быть безопасно.

…как тогда, после визита королевы Мэб.

Для нее ведь не существовало запретов и дверей. Макэйо уверял, будто бы венценосная его сестра не вернется, что она поклялась не вредить Торе, но оба знали, чего стоят ее клятвы.

Она пришла за Торой ночью, скользнула в дверь, и половицы промолчали, боясь навлечь на себя королевский гнев. Лишь тонкий аромат лимонов выдал ее присутствие.

Тора замерла, понимая, что не успеет убежать.

Мягкая ладонь легла на горло, как в тот раз. Она прошлась нежно, словно лаская самыми кончиками изумрудных когтей.

— Что же ты не послушалась? — Ее голос — шелест воды в каменных ладонях. — Прятаться надо было… мы бы поиграли.

Она сжимала руку медленно, лишая воздуха, и Тора пыталась вывернуться… она пыталась тогда вывернуться… закричать.

— Тихо, девочка. Это я, тихо… — Ее не отпустили, сжали крепко, пусть и не больно совсем. Дышать она тоже могла, и дышала ртом и носом, вдыхая знакомый резкий запах райгрэ. — Что ж ты такая впечатлительная-то? Здесь безопасно. Уже безопасно. Спи. Кошмар больше не вернется.

Он оказался прав: кошмары боялись райгрэ.

А Тора его категорически не понимала: он оставил ее в своем доме, в своей комнате и кровати. Он разговаривал, пусть и о весьма отвлеченных вещах вроде того, стоит ли менять мебель в малой гостиной или же обойтись реставрацией. Он делил с Торой завтраки, обеды и ужины.

Но ничего не требовал взамен.

Когда она предложила помочь, видя, как райгрэ мучается с печатным шаром, слишком изящным и хрупким для его рук, согласился. Когда Тора сказала, что раньше умела и стенографировать, обрадовался: он не доверял самописцам.

И почту разбирать поручил.

И на приглашения отвечать… и напоминать о встречах… Оказывается, Тора не забыла, чему ее учила мама. Только с шаром заладилось не сразу: все-таки нынешний был другой модели, чем тот, которым отец пользовался. Но Тора приспособилась.

Она очень старалась быть полезной.

И все равно делала слишком мало.

Или достаточно?

Вначале Тора тихо радовалась отсрочке — несмотря на старания Хильды, близость с Макэйо причиняла боль, — но постепенно радость исчезла, сменившись странной неуверенностью. Неужели она настолько непривлекательна?

Или слишком стара, как объяснил Макэйо, когда привел новую любимицу? Нет, тогда Тора ничуть на него не обиделась, но… сейчас ей что делать? Как вести себя правильно?

Хильда требовала проявить инициативу.

Торе было страшно.

Она позволила извлечь себя из ванны, натереть кремом, на сей раз лишенным запаха, обернуть в полотенце…

— Иди поспи часик, — велела ей женщина с грубыми красными руками, которые, впрочем, разминали мышцы мягко. — Силы пригодятся.

Она зачем-то подмигнула Торе.

А поспать не вышло: в спальне ее ждал райгрэ.

— Ну наконец-то, я уже собирался всех выгнать, — сказал он, подымаясь навстречу Торе. — Иди сюда.

Сердце екнуло.

Все-таки Хильда оказалась права. И почему она снова спряталась? Уж она не отвела бы взгляд. И даже шагнула бы навстречу. И точно не стала бы цепляться за полотенце, которое все равно очутилось на полу. Райгрэ же оказался сзади и близко.

Чересчур, пожалуй, близко. И Тора вдруг поняла, что он тоже не одет, то есть не совсем чтобы не одет, но раньше он не позволял себе появляться в ее обществе без рубашки.

— Не бойся. — Теплые ладони легли на плечи, кончики пальцев касались ключиц. — Обопрись на меня. Все хорошо…

Руки соскользнули ниже, накрыв грудь.

— Нужно, чтобы на тебе остался мой запах. Просто потерпи.

Запах? Резкий, дурманящий, от которого голова идет кругом. И сердце колотится безумным ритмом. Но уже не страшно… разве что самую малость.

— Скоро отпущу.

Он наклоняется и трется щекой о щеку Торы.

— Наверное…

Ей не хочется, чтобы ее отпускали. Повинуясь порыву, девушка поворачивает голову, касается губами его губ.

Это не поцелуй.

Пока.

— Уверена, найденыш?

Тору разворачивают, и соврать, глядя в глаза, она неспособна.

— Нет.

— Еще можешь убежать. — Райгрэ и вправду убирает руки. Ждет, кажется, долго… разглядывает. Убирает влажную прядь, прилипшую к шее.

Целует он жадно, прикусывает губу и тут же, словно в попытке извиниться за грубость, становится нежен. Вдавливает Тору собственным весом в кровать, моментально отстраняется, заводит руки за голову, оба ее запястья захватывает разом — и просто смотрит.

— Ты красивая.

Он что-то сделал с Торой, иначе почему от его прикосновений, осторожных, легких, ей хочется кричать? Не от боли, но потому что их слишком мало. И райгрэ знает, дразнит, вглядываясь в лицо, выискивая в нем что-то, одному ему понятное. А Тора не сдерживает-таки стон.

— Ртуть. — Он смеется, и дыхание опаляет живот. — Ты ж мое золото…

Следовало признать, что райгрэ Виттар с золотом обращаться умел.