«Все кончено, — думала я. — Все кончено…»

— Ну, как? — нетерпеливо воскликнула Диана, когда Брок (я снова стала так его называть) ушел.

— Никак. Я сделала все, что от меня зависит, Диана. Ничто не вышло.

— Не вышло?

— Он решил, что я хотела его проверить, устроила ему что-то вроде экзамена и нарочно подсунула ему приманку. Видишь ли, я так много внимания уделяла вопросу о сексуальных домогательствах, что он подумал, будто я нарочно домогаюсь его. Это был полный провал!

— Не спешите, доктор Виман. Не говорите так. Похоже, что вы просто не поняли друг друга, так часто бывает между мужчиной и женщиной. Она его любит, а он не понимает этого; когда же наконец он догадывается, в ней начинает говорить гордость и не дает ей признать, что она любит его.

— Неужели я настолько глупа, что попала в такую ловушку?

— Почему глупа? Вы же тоже живой человек. И мы работали как раз над тем, чтобы вы об этом вспомнили.

— Да уж, мы добились своего!

— Перестаньте. Не впадайте в отчаянье. У меня такое чувство, что мистер Брок одумается и позвонит вам.

— С какой стати?

— Он будет скучать по вас. Так же, как вы по нему. Он еще появится, можете не сомневаться.

Но я сомневалась — и оказалась права. Прошел целый месяц, а Брок так и не появился. Один раз позвонила Наоми и еще раз поблагодарила меня — сказала, что и мечтать не могла о таком начальнике. Но от самого Брока не было никаких известий.

Я тосковала и страшно скучала по нему. Скучала до такой степени, что всякий раз, когда отсылала Диану с поручениями, я закрывалась в своем кабинете, доставала кассеты с записями, которые сделала на занятиях Брока, и слушала их. Я вслушивалась в его интонации и мечтала о том, чтобы он был здесь, со мной. В этом было что-то мазохистское, но что я могла поделать?!

Наступил октябрь. Мы с Кипом наконец-то получили официальный развод. О нем я тоже ничего не слышала. Время от времени я вспоминала о нем, гадала, с кем он сейчас, но это был просто праздный интерес, не более того.

— Давайте вместе отметим твой развод, — предложила Изабелла, когда я сказала ей, что наш брак расторгнут.

— Спасибо, но я что-то не в настроении, — ответила я.

Я пребывала в депрессии из-за всей этой истории с Кипом, а потом с Броком. К тому же были еще свежи воспоминания о нашей последней вечеринке с подругами. Так что я с головой ушла в работу, то есть полностью посвятила себя занятиям со своими немногочисленными пациентами.

Да, и еще я последовала совету Брока навестить отца. Последние годы я регулярно встречалась с матерью, но держалась на расстоянии от моего дорогого папочки. Мы не были чужими друг другу, но в их противостоянии с матерью я с самого начала встала на ее сторону. Я взвалила на него всю тяжесть вины за их развод и решила, что он безнадежен и не поддается лечению по методике доктора Виман. Но как-то раз в воскресенье, в начале октября, когда я особенно тосковала по Броку и снова прослушивала его записи, мне пришла в голову мысль заявиться без предупреждения к Алану Виману.

Отец жил в Хартсдейле, всего в получасе езды от Гора-Киско. В то время он был одинок (после развода с матерью у него сменилось несколько подруг, но он так и не женился). Отец владел небольшой типографией, жил скромно и тихо, без домашних животных и даже без телевизора.

Само собой, он не ожидал меня увидеть. Я провела у него почти весь день, но расскажу вам об этом вкратце.

— Линн! Это ты? — воскликнул он, открыв мне дверь.

— Да, это Линн. Единственная и неповторимая. Извини, что не позвонила заранее. Я явилась не вовремя?

— Нет, что ты! Заходи.

Я позволила ему обнять меня.

— Я точно не помешаю тебе? — спросила я, заходя в прохладную гостиную. В этот ненастный осенний день у него работал вентилятор.

— Нет, я просто читал газету. Я не ждал гостей, только и всего.

Значит, я для него гость, а не член семьи. Это печально.

Мы сели на диван, завели разговор о здоровье, о погоде, и я обратила внимание, что он все еще интересный мужчина с темными волосами, волевым подбородком и большими карими глазами. Он был худее, чем мне казалось раньше. И ниже ростом. А еще он явно нервничал из-за моего присутствия — просто не знал, как себя вести. Вполне возможно, что он смотрел на меня даже не как на гостя, а как на посланника из вражеского лагеря.

— Хочешь что-нибудь съесть, Линн? Или, может быть, выпить?

— Нет, спасибо, папа. Я приехала поговорить.

— О, опять я слышу это слово — «поговорить»! — сказал он с деланой улыбкой. — Вы с матерью его обожаете.

— Ты прав, — сказала я, боясь отпугнуть его, — но, раз уж мы заговорили о маме, я бы хотела расспросить тебя о ваших отношениях, если ты не возражаешь, конечно. Только не подумай, что я хочу заклеймить тебя или разбередить твои старые раны.

— А что еще тут можно подумать? — Он грустно улыбнулся.

— Но я говорю правду, папа. Я действительно раньше винила во всем тебя. Но сейчас я пришла, чтобы кое в чем разобраться.

— В чем ты хочешь разобраться? Ты и так все знаешь, ты же умная девочка. Ты всегда была на редкость умна.

— Не так умна, как всем казалось. Понимаешь, папа, я почувствовала необходимость пересмотреть мои отношения с мужчинами. А для этого мне нужно узнать кое-что о твоих отношениях с мамой.

— Ты и так все знаешь, — повторил он, поморщившись. — Мы с ней совсем разные, как небо и земля.

— Это верно. Но мне бы хотелось знать о проблемах, возникавших у тебя при общении с ней. Мне это необходимо, папа! Не для того, чтобы обвинить тебя. Просто чтобы понять.

— Линн, дорогая, — он прикоснулся к моей руке. — Я не хочу причинять тебе лишнюю боль.

— Клянусь, я не буду переживать. И постараюсь отнестись к твоим словам непредвзято.

— Хорошо, только не говори, что это тебя не волнует. — Он вздохнул. — Почему мне так сложно было говорить с твоей матерью? Да потому что она была невыносима! Жить с ней было невозможно; ума не приложу, почему я женился на ней. Она всегда, с самого начала, постоянно придиралась ко мне, пилила меня, не давала мне жить спокойно. Она умудрялась мучить меня, даже когда ее не было дома: оставляла мне записки с указаниями, что делать, звонила мне каждые пять минут, чтобы проинструктировать меня; она даже просила тебя, мою дочь, говорить мне, что я должен делать.

— Меня?! — Я такого не помнила.

— И ты повторяла за ней с ее интонацией. У тебя была та же мимика. Двадцать четыре часа в сутки я находился в обществе двух мегер! Но тебя я любил, малышка. Просто я не мог жить в таких условиях.

«Малышка». Я подумала о Броке. «Моя дорогуша»… Где он был в этот воскресный день, когда я разговаривала с отцом в Хартсдейле? С Келси? В деловой поездке? Работал дома? Боже мой, как же мне не хватало его! Как я жалела, что он не приходит больше по вторникам ко мне в кабинет, что его нет больше в моей жизни! Как я жалела, что не могу сказать ему, что он был прав насчет моего отца: Алан Виман был несчастен в браке.