Впрочем, заверил он их, даже лечащий врач короля вряд ли смог бы успешно выполнить подобную операцию. Самое большее, что он может сделать, это усыпить малышку, и тогда остается надеяться, что даже если во время операции ей будет больно, проснувшись, она вряд ли об этом вспомнит.

Они заняли каждый свое место. Мрачное выражение лица Малкома отображало чувства, которые испытывала Натали: сердце ее сжималось от страха, хотя внешне она делала все, чтобы его не показывать. Задача Малкома, с состраданием подумала она, гораздо сложнее: ей предстояло лишь успокаивать Сару, прилагая к этому все усилия, в то время как он должен был следить за тем, чтобы бедная девочка не шевелилась во время операции.

Похоже, Сара даже не поняла, что ее привязывают к кровати. К тому времени, как это было сделано, мышцы лица ее слегка расслабились. Она что-то пробормотала, но Натали не разобрала ее слов. Склонившись над малышкой, она ласково погладила ее по щеке.

– Что ты сказала, дорогая?

– Мне будет больно?

Натали взглянула на мистера Картера. Он внимательно изучал руку Сары, пока не касаясь ее, и задумчиво барабанил себя пальцами по подбородку, словно размышляя, с чего ему стоит начать.

– Да, немного будет больно, детка, но недолго, – нарочито бодрым тоном ответил он. – Скоро все закончится, и ты поправишься. Мы постараемся сделать все побыстрее, и скоро ты почувствуешь себя намного лучше.

Взгляд Натали переместился на Малкома. Она испугалась, что ему не понравилась подобная честность мистера Картера – многие родители в подобной ситуации предпочли бы, чтобы их детям солгали, – однако Малком, хоть и хмурился, смотрел на хирурга с одобрением. Сара же даже не открыла глаз. Сначала Натали показалось, что она вообще не слышала, что сказал хирург, однако уже в следующую секунду девочка еле слышно, однако отчетливо прошептала:

– Я потерплю.

Натали почувствовала, как сердце ее переполняет любовь.

– Ты просто молодец, девочка моя, – прошептала она.

Вся операция заняла меньше минуты, но Натали показалось, будто прошла целая вечность. Малком одной рукой с силой держал Сару за ноги, а другой прижимал ее здоровое плечо к кровати, чтобы она не шевелилась. Его лицо, искаженное от боли, побледнело. Натали держала девочку за голову и тихонько ей напевала.

Она и сама не могла сказать, что побудило ее к этому. Она действовала интуитивно, словно многие поколения матерей, в течение столетий поющие плачущим детям колыбельные, завещали ей это сделать. Сара плакала – Натали пела. Это казалось абсолютно естественным. Она пела очень тихо, и Сара перестала громко плакать, чтобы лучше расслышать песню. Казалось, малышка держится за голос Натали, как за спасательный круг. Широко раскрытыми глазами она смотрела на Натали, не в силах оторвать от нее взгляд. Она тяжело дышала и время от времени охала, однако старалась не кричать. Только потом, когда Сара, измученная, задремала, до Натали дошло, что девочка призвала на помощь все свои силы, чтобы вытерпеть боль, отгородиться от нее, уйти в свой маленький мирок, куда боль за ней не последует. Похоже, попытка эта не закончилась успехом, но то, что она предприняла ее, пользуясь колыбельной песенкой Натали, как якорем, помогло ей вынести свалившееся на нее испытание.

Право, такой смелой маленькой девочки Натали еще не видела.

Мистер Картер посоветовал никуда не переносить Сару до завтрашнего дня. Он объяснил Натали и миссис Бигалоу, как давать ей опиум, чтобы облегчить ее страдания, и предупредил, что за ней следует постоянно наблюдать.

– Она еще очень мала, – внушал он, – и пережила сильное потрясение. При обычных обстоятельствах я бы не рекомендовал успокаивающее средство, но если вы не будете спускать с нее глаз, мне кажется, можно попробовать. Это наверняка облегчит боль.

– В таком случае попробуем, – заявила няня, сложив руки на груди, отчего стала похожа на часового.

Мистер Картер кивнул:

– Очень хорошо. Не оставляйте ее одну ни на секунду. Лекарство может вызвать у ребенка кошмары, и она попытается подняться или будет метаться на кровати. Нельзя допустить, чтобы она нечаянно сломала шину и вновь повредила сломанную руку. Кроме того, вы должны постоянно следить за ее дыханием. Если оно станет затрудненным, откройте окно и разбудите девочку. Если она не проснется, плесните ей в лицо водой, но непременно разбудите.

– Уверена, что мы справимся, – решительно заявила Натали, – ведь нас тут трое.

Няня сердито взглянула на нее:

– Двое. Ты можешь возвращаться домой, Натали, а мы с лордом Малкомом останемся здесь.

Мистер Картер кашлянул:

– Простите, миссис Бигалоу, но если мисс Уиттакер хочет остаться, я бы рекомендовал позволить ей это. Ее присутствие благотворно сказалось на девочке, да и Сара просила ее остаться, когда ей было очень плохо.

– Гм… – На лице няни появилось скептическое выражение. – В деревне уже и так ходят разные слухи, и мне бы не хотелось давать пищу для других. Я – няня Сары, а лорд Малком ее отец. Если мы с ней останемся, никто даже слова не скажет.

Натали упрямо вскинула голову:

– Я отказываюсь обсуждать подобную чепуху в такой момент. Я остаюсь, няня. Три пары рук лучше, чем две. Кроме того, я здесь не одна, со мной ты и миссис Хаббл, так что моей репутации ничто не грозит.

– Она права, миссис Бигалоу. – Глаза мистера Картера весело блеснули. – И вы должны выполнять все мои медицинские рекомендации.

Няня еще немного поворчала, но Малком улыбнулся, и Натали осталась.

Это была длинная ночь. Малком ни на секунду не отходил от Сары, за исключением тех моментов, когда ему требовалась передышка, а няня с Натали по очереди отдыхали возле постели. Большую часть времени Сара спала, тяжело дыша, однако время от времени, как и предупредил хирург, вела себя беспокойно. В три часа ночи, отдохнув немного, Натали пришла сменить няню. Лицо ее было серым от усталости. Натали она встретила на пороге комнаты.

– Как она? – тихо спросила Натали. Няня покачала головой.

– Скорее бы уж взошло солнце, – устало проворчала она. – В это время ночи болезнь всегда обостряется. – Она рассказала Натали, как давать девочке лекарство, и Натали, ободряюще сжав ей руку, отослала ее спать, ведь няня с трудом держалась на ногах.

Неслышно ступая, Натали подошла к кровати и заняла нянино место напротив Малкома. В изголовье кровати горела лампа. Абажур ее был наклонен так, чтобы свет не падал на лицо Сары. Она казалась такой маленькой и худенькой. У Натали сердце сжалось от боли, когда она бросила взгляд на лежавшую поверх одеяла сломанную руку ребенка, на которую хирург наложил шину.

Она взглянула на Малкома и не заметила в его лице никаких признаков усталости. Тело его было напряжено, брови нахмурены точно так же, как в полночь, когда Натали вышла из комнаты, чтобы отправиться спать. Видимо, почувствовав ее взгляд, он поднял голову, чуть улыбнулся, когда Натали осторожно опустилась на стул, и тихо произнес: