Но кто бы мог подумать? Кто бы мог подумать в тот день и час, когда Майя приняла ребенка своей сестры? Для бездетной Майи он был всего лишь забавной игрушкой. И я, осел, смотрел на это снисходительно!

Марта не хотела оставлять у себя мальчика. Она сказала: «Я не сделаю ему такого подарка». Она не простила мужу своей изломанной, искалеченной жизни, не простила тех детей, которые умерли в младенчестве. Марта рыдала и клялась, что убьет новорожденного своими руками, если мы его не возьмем. Потому что он все равно умрет… Умрет, как… И тут она называла какое-то имя. Неизвестное мне имя. И я забыл его. Она уверяла, что ее муж убил того человека, и убивал не раз.

И мы взяли мальчика. Мы взяли его, как взяли старинные часы с фигурой Крона, пожирающего младенца. Сувенир. Игрушку. Это обошлось нам недорого. Майя отдала деревенской акушерке свои серьги и брошку. И какие-то деньги. Та согласилась…

Я дал Александре денег и пообещал найти врача. Хорошего врача, который мог бы проконсультировать девочку. Обещал поддерживать ее… А когда они уходили и вызванная мной машина уже сигналила у ворот, я… В общем, я отдал Александре ожерелье Смирницкого. Я сказал ей: «Это для Киры.».

Ожерелье принадлежит ей по праву. Пусть оно принесет ей счастье, здоровье, долголетие. Пусть мой грех не ляжет на нее. А мне остается одно – молиться и ждать смерти, которая избавит меня от этой муки и позволит соединиться с возлюбленной моей Майей.

29 декабря.

Домашние разъехались. У всех есть дела перед Новым годом. Купить подарки друг другу, поздравить знакомых… У меня тоже есть дело. Я открою тайник и положу туда этот блокнот. Пусть лежит, пока кто-то не найдет его и не поразится готическим страстям, бушевавшим в двадцатом веке…»

На этом записи обрывались Дальше шли чистые страницы. Но Владимир Дмитриевич зачем-то пролистал дневник до конца и некоторое время полежал, машинально раскачиваясь. Потом пошел в дом, покачиваясь, словно был сильно пьян.

Внутренним взором он видел, как его отец стоит в гостиной, у раздвижной панели. Должно быть, он в халате. Этот халат до сих пор висит в кабинете, в шкафу. Шелковый, темно-синий, простеганный халат. Можно найти его и прикоснуться к нему. Можно надеть его и спуститься в нем к ужину. Отец уже был очень стар. Белые волосы, сияющим венчиком обрамляющие лысину, слегка вились. Шаркая ногами, он подходит к раздвижной панели, нажимает на потайную закорючку. Потом открывает ларец и кладет свой дневник. Не глядя. Небольшая книжица проскользнет в щель между фолиантами и останется там лежать. Через четыре дня отца не станет. Он умрет ясным морозным утром. Ночью будет идти снег, а утром выглянет солнце. Оконные стекла покроются диковинными узорами – заколдованный лес, волшебные северные джунгли. Отец так и останется сидеть за своим столом – до самого обеда. Только в два часа дня его, уже застывшего, найдет Диана. Ее вопль встревожит весь дом… А книжица будет лежать там, в тайнике.

Чтобы Владимир Дмитриевич Краснов нашел ее. Через много лет.

На пороге дома ему встретилась Зинаида Германовна.

– Ты куда запропал, дружок? Я ищу, ищу! Батюшки мои! – вскрикнула вдруг старуха. – Да ты ж как лунь поседел!

Владимир Дмитриевич бросил взгляд в зеркало. Даже в темном старом стекле он смог рассмотреть – его темные волосы, в которых только кое-где пробивалась седина, за несколько часов стали почти сплошь белыми…

Ей недолго пришлось дежурить у «Белой лилии». Хорошо хоть удалось припарковать машину так, чтобы был свободный обзор. Магазин открывался в десять, Александра подъехала в половине десятого, а старая учительница со своим учеником появились у магазина без пятнадцати одиннадцать. Анна Егоровна была все в том же черном вылинявшем платьице с кружевным воротничком. Она с трудом выбралась из автомобиля. С водительского же места вышел, очевидно, Костя Серов. Больше некому.

Александра пригнулась. Чем черт не шутит – вдруг Анна Егоровна разглядит ее за рулем и укажет на нее Косте. «А вот та дама, которая приходила вчера и расспрашивала о том ожерелье, которое ты, Костинька, попросил меня заложить». Такой поворот не входил в планы Александры. Но она могла бы и не пригибаться. Анна Егоровна даже не посмотрела в ее сторону. Все внимание старушки было направлено на спутника. Пожилая учительница опиралась на локоть своего ученика и что-то оживленно ему втолковывала. Про недостойную, неблагодарную дочь Марину рассказывала, не иначе. Про попранные идеалы!

Александра подавила истерический смешок. Не правда ли, странно? Педагог, человек с определенным жизненным опытом и внушительным багажом знаний, отказывается от своей дочери и внучки и от своего зятя, который, вероятно, тоже неплохой человек. Телевизор вот теще подарил. Марина, видно, душевная баба, искренне привязана к матери. Но мать отказывается от нее из-за каких-то невнятных соображений и отдает предпочтение явному прохвосту!

Да, Костя Серов на бандита не тянул. Тем более, на «форменного бандита». Он выглядел именно как скользкий тип. Классический тип прохвоста. Александре хватило всего-навсего полминуты, чтобы вынести этот вердикт! Росточком Костя не вышел, телосложение тоже подкачало. Видно, пытался нагнать мышцу, но плечи остались узкими, кадыкастая шея тощей, а бедра – по-бабьи широкими. Недостатки внешности он явно пытался компенсировать общим лоском и продуманностью наряда. Черные джинсы, по виду не дешевые. Шелковая желтая рубашка. Кожаный пиджачок. Александра голову бы на отсечение дала, что он, кроме того, отращивает ногти и носит кольца.

Физиономия у Кости Серова была бы, пожалуй, даже привлекательной, несмотря на широкий нос уточкой. Но он для чего-то гладко зализывал назад тонкие, почти белые волосы и, вероятно, смазывал их гелем или еще какой-нибудь подобной дрянью, вроде воска. Белесые пряди непривлекательно склеивались и прилипали к черепу. Впрочем, Александра голову бы дала на отсечение, что сам себе Костя очень нравится. Может быть даже, он косит под героя сериала «Бандитский Петербург». Под того, которого Дмитрий Певцов играл. Как же его звали? Сергей Челищев, да. Антибиотик еще, кажется, говорил ему: «Что ж ты, Сереженька, сучонок ты эдакий! Я тебя на груди пригрел, а ты всю идею обговнял…»

Сучонок в оригинальном исполнении Кости Серова проследовал под ручку с Анной Егоровной в «Белую лилию». Не исключено, что это надолго. Там будут оформлять документы. Время пока есть. Можно посидеть и подумать. Главное, не строить дальнейших планов. Не надо думать, как она дальше будет за Костей следить и что предпримет. «Жизнь – это то, что происходит вокруг нас, пока мы строим планы на будущее». Чьи слова? Неважно. Фора у нее есть. Все равно он сначала отвезет свою старую учительницу домой. Не бросит же у метро? Она, вон, еле ноги волочит.

Можно думать о том, не выкинула ли Анна Егоровна на лестницу те сумки, которые принесла ей давеча непокорная дочь Марина. А если не выкинула, то разобрала ли она их, как полагается, положила ли курицу в морозилку, а картошку – в ящик? И что сварила себе на ужин? Может быть, куриный супчик? Неплохо.