В отличие от скорости.

Я быстро вышел из‑за укрытия, и пока те двое в экзоскелетах соображали, кто я есть и зачем пожаловал, я вскинул свою пушку и выстрелил дважды. Пулями.

Блин, наверно для того, кто изобрел «G‑3», в аду уготовано кресло, слепленное из аномалий «жара» и для пущего комфорта отдекорированное «электродами». Ибо реально жутко смотреть, как из человека буквально вырывает среднюю часть туловища, как отлетают в сторону плечи и руки вместе с головой, а ноги просто остаются стоять на бетонном полу, потому как обуты они в экзосапоги и весят очень прилично.

Но, походив по Зоне с мое, человек обычно становится абсолютно не впечатлительным. Как я, например. Ну, руки мои, местами обожженные, побаливают, ну чьи‑то ноги стоят, побрызгивая вверх фонтанчиками крови. Все это, конечно, грустно, но дело‑то делать надо.

Поэтому я не теряя времени поставил переводчик огня на «жару», а регулятор мощности на максимум. Пробовали уже, знаем как оно работает. Надеюсь, и в этот раз не подведет.

Створки лабораторных ворот на первый взгляд были помассивнее тюремных, но когда я жахнул по ним мегажарой, расплавились моментально. Да и дыра получилась раза в два побольше, чем предыдущая, почти в полный человеческий рост. М‑да, тут явно поставщики прокатили Кречетова с качеством стали. Что ж, можно иметь семь пядей во лбу, а все равно хоть где‑то, да обманут подлые людишки. Хотя в данном случае им от меня большое человеческое спасибо, не придется по второму разу прыгать в огненное кольцо.

Впрочем, качество металла компенсировалось его толщиной. «Жара» не пробила сталь насквозь, как в тюремных воротах, а прожгла, истратив всю свою энергию на этот процесс. Я наблюдал, как аномальное пламя медленно угасает, плавя последние миллиметры металла, и как передо мной, красиво так сверкая по краям огненным ободом, открывается проход. В который я, сменив пустой магазин на полный, нацелил ствол своей «G‑3».

Но из отверстия никто не появился. Поэтому я, прождав с минуту, двинулся вперед. Мне в лицо от изуродованных раскаленных ворот дохнуло нестерпимым жаром. Что ж, блин, придется форсировать проход, рискуя дополнительно подкоптить не только руки, но и морду.

Прикрыв лицо рукавом, я побежал вперед, осознавая, насколько сейчас уязвим для гипотетического стрелка, притаившегося где‑нибудь в недрах лаборатории. Но выбора не было.

В два прыжка преодолев зону раскаленного воздуха, я вбежал в помещение, одновременно вскидывая пушку Гаусса и готовясь стрелять…

И нарвался на конкретный разрыв шаблона.

Прямо передо мной стоял передвижной хирургический стол, на котором лежало тело… Мое тело. В том, что передо мной именно я, тот самый человек, что проник в это помещение ранее через канализационный слив, сомнений не было. Аккуратное пулевое отверстие между глаз не настолько сильно изуродовало мое лицо, чтобы я не узнал себя. В остальном моя голова была в порядке.

А вот тело…

Его, не обращая на меня ни малейшего внимания, увлеченно резал Кречетов. Вернее, дореза́л, так как с костей уже было снято почти все мясо. Снято и расфасовано по банкам, на которых были налеплены наклейки с одним‑единственным словом – «Снайпер».

Банки, заполненные моим мясом, стояли на трех медицинских тележках с бортиками. На двух – все упакованные по рисочку. На третьей половина банок были пустыми. Впрочем, Кречетов понемногу решал эту проблему. Со сноровкой заправского вивисектора он отмахнул скальпелем шмат моей плоти, отработанным движением швырнул в банку, и принялся за следующий.

– Не помешал? – поинтересовался я, направляя на профессора пушку Гаусса.

– Нисколько, – не поднимая головы отозвался Кречетов. – Я уже, если честно, наблюдая за вами через вон тот монитор, раза четыре собирался расстрелять вас из скрытых потолочных пулеметов, пока вы безобразничали в моем научном комплексе. Но, знаете ли, процесс препарирования образца увлек. Не терпится наделать армию нормальных, послушных Снайперов.

– А я, значит, ненормальный, – усмехнулся я.

– Многолетняя практика общения с людьми привела меня к неутешительному выводу: все, что не послушно моей воле и моему разуму, есть отклонение от нормы, – пожал плечами Кречетов, отправляя в банку очередной ломоть моего мяса. – Тот Снайпер, которого вы убили на складе, не был отклонением. Это было совершенное произведение Зоны, идеальный киллер без страха и упрека, отлично работавший на меня. Впрочем, неважно. Теперь я легко наделаю сколько угодно точно таких же. И все благодаря вам. Вернее, не вам, а вот этому образцу.

– Человеку, – горько поправил я.

Почему‑то мне было жаль свое старое тело, которое этот маньяк покромсал на части. Странно. Вот он я, стою во плоти, выращенный из своей же собственной клетки, которую Кречетов соскоблил со стакана. По идее, ничего не изменилось, как был я, так и остался. Но все равно как‑то не по себе смотреть на то, как твое тело тупо расчленяют. Получается, не такой уж я не впечатлительный, как думал совсем недавно, глядя на фрагменты чужого тела. Чужое – это чужое. А свое – это всегда совершенно иное.

– Образцу, – поморщился профессор. – Все люди есть образцы биомассы. Изредка полезной. Но чаще это просто мусор, подлежащий уничтожению. Впрочем, довольно болтовни, вы меня отвлекаете. К‑1, К‑2 – зачистить объект.

Позади меня что‑то щелкнуло. Я резко развернулся… и понял, что ничего не успею сделать.

Там, у стены стояли несколько высоких стальных параллелепипедов, которые я вначале принял за стерилизационные шкафы‑автоклавы…

Увы, я ошибся.

Да, это были автоклавы. Но находились там отнюдь не хирургические инструменты.

Стальные крышки одновременно распахнулись, и из стоячих гробов на пол шагнули… двое Кречетовых. Пока еще узнаваемых, но уже с трудом.

Лица клонов профессора были почти полностью смазаны, будто по сырой глиняной маске прошлись скребком, сгладив практически все неровности. Похоже, клоны проходили в автоклавах окончательную фейс‑доводку по стиранию узнаваемых черт лица Кречетова, но мое вторжение помешало процессу.

Надо отметить, что эти клоны были намного крупнее, чем тот труп, что я видел в кабинете гетмана группировки «Воля». Эдакие увеличенные подобия профессора. Причем в правые руки клонов были интегрированы… те же самые «G‑3». Сверху до локтя обычная рука, а ниже – волокна плоти, покрытые кожей, и оплетающие пушки Гаусса на манер щупалец. Неплохое дизайнерское решение. И потерять оружие никак не получится, и враг отнять не сможет.

Пушки были направлены на меня. Одно движение щупальца‑волокна, и пуля‑аномалия разорвет меня на части. А у меня‑то «G‑3» по‑прежнему на «жаре» стоит, причем на максимуме. Забыл переставить, не освоился еще как следует с новым оружием, не отработал навык до автоматизма. Выстрели я – и сгорю к чертям крысособачьим вместе с профессором и его клонами.