Они так веселились, что подруга вожака не выдержала и запела. Волк тут же к ней присоединился. Он был рад, что удалось прогнать тот недуг, что гнездился в теле Большого Бесхвостого; да и вороны, похоже, поняли, где их место; но самое главное — он, Волк, был теперь не только с Большим Братом, но и со своей стаей!

Пение волков смолкло. Большой Бесхвостый выбрался из воды и бросился на траву, чтобы обсушиться. А Волк решил немного пробежаться вверх по склону, чтобы поймать запахи.

Он почуял много очень хороших запахов, но, к своему огорчению, уловил и запах других. Этот запах плыл над Большой Водой и был теперь гораздо ближе, чем раньше. И гораздо нахальней.

Вороны тоже уловили этот неприятный, тревожный запах и поднялись в небо.

Волк проследил за их полетом, но решил пока в ту сторону не ходить. Если там что-то случится, вороны тут же поднимут тревогу и оповестят всех вокруг. В том числе и волчью стаю. Для этого они, вороны, и существуют.

Торак смотрел, как Рип и Рек летят на восток, и думал о том, что у него еще есть определенные обязанности и дела, которые нужно завершить: прежде всего нужно построить какое-то жилище и поставить несколько силков.

Торак еще и встать не успел, а Волк уже догадался, что он собирается идти в Лес. Виляя хвостом и как бы давая понять этим, что знает о намерениях Торака, Волк прыгнул в сторону и принялся играть с волчатами.

Натянув штаны, Торак двинулся к тому местечку у ручья, где трудились бобры, и почти сразу услышал резкий всплеск мощного хвоста: «Осторожней! Чужак!» Но в общем бобры совсем не испугались: они понимали, что Торак всего лишь возьмет то дерево, которое им самим ни к чему.

Он выбрал три молодых ствола, которые бобры подгрызли и повалили, но не смогли утащить целиком, и деревья застряли на полпути. Торак отнес их к волчьему логову и неподалеку от него построил себе шалаш, накрыв его ветками и листьями папоротника. Затем он через Лес вышел к черному пляжу и, разрушив там свое старое жилище, уничтожил всякие следы своего пребывания.

Рана на груди по-прежнему болела и здорово воспалилась. Торак обложил ее жеваной ивовой корой и перевязал куском кожи, оставшимся от старой куртки. Покончив с перевязкой, он почувствовал, что руки-ноги у него дрожат от усталости. Похоже, он сегодня перетрудился. В последнее время он очень ослаб; видимо, гораздо сильнее, чем ему казалось. Решив немного отдохнуть, он прилег на опушке Леса, свернувшись клубком, и заснул.

Ему снилась Ренн. Он ощущал ее присутствие, но отчего-то не мог ее увидеть. Хотя прекрасно слышал ее голос — так хорошо, словно она стояла у него за спиной.

— Ты бы лучше обратил внимание на свою рану, Торак, — назидательным тоном говорила Ренн; она всегда разговаривала с ним несколько суховато, но ласково. — Вот загниет она у тебя, тогда неприятностей не оберешься.

— Но я уже обложил ее кашицей из ивовой коры, — возразил он. — И перевязал.

— А она все-таки болит, верно? Помнишь, у северного берега озера есть целебный источник? Вот туда тебе и надо пойти. И лучше прямо сейчас. Там ты свою рану промой хорошенько, да и сам искупайся, а потом…

— А ты со мной пойдешь? — спросил он. Ему отчаянно хотелось, чтобы она больше никуда не исчезала, чтобы осталась с ним.

— Может, и пойду, — ответила Ренн, и в ее голосе Торак почувствовал улыбку. Но по-прежнему не видел ее.

— Не уходи, Ренн! — попросил он. — Не уходи! Я так по тебе скучаю!

— Правда? — Она, похоже, обрадовалась этому. — Я тоже по тебе скучаю!

Ах, как ему не хотелось, чтобы она уходила! Как хотелось и самому остаться там, в этом сне!

Но он проснулся и даже застонал от отчаяния.

Солнце скрылось за облаками, берег озера казался совершенно пустынным. Торак спустился к воде и, заглянув в озеро, увидел свое отражение — свою телесную душу. «Зрелище — так себе, — подумал он. — На лбу метка изгнанника, на груди грубый сочащийся шрам — то, что осталось от татуировки, сделанной Пожирателями Душ».

Лишь один день он чувствовал себя счастливым. Все обитатели этого островка — вороны, бобры, выдры, волки — его приняли. Но до чего же ему все-таки не хватало Фин-Кединна и Ренн!

Увидит ли он их когда-нибудь снова?

Уже на следующее утро после той бури, принесшей град и выбросившей их на крошечный каменистый островок, Ренн думала только о том, как бы им, во имя Великого Духа, оттуда выбраться?

Хотя еще вчера, когда ей удалось выползти из бурного озера на скалы, она была рада и тому, что осталась жива. И вот теперь растерянно и разочарованно смотрела вокруг и мечтала поскорее покинуть спасительный островок.

Деревьев там, по крайней мере, хватало, а значит, было и топливо для костра, да и шалаш можно было построить; однако, чтобы обойти этот островок кругом, ей понадобилось меньше времени, чем для того, чтобы содрать с белки шкурку. И, похоже, именно белкам суждено было стать их основной пищей, потому что здесь явно не хватило бы места для более крупных животных, а добраться до других островов было не так-то просто — все они терялись где-то в туманной дали.

Ренн заметила, что Бейл подошел к самой кромке воды; ее он не видел — она сидела в густом сосняке, растущем на прибрежных камнях. Они почти не разговаривали с тех пор, как пришли в себя и оказались на этих скалах. Ренн решила заговорить первой.

— У нас все еще имеются топоры и ножи, — сказала она. — И мой лук со стрелами тоже уцелел.

— Прекрасно! — откликнулся, не оборачиваясь, Бейл. — Зато мы потеряли все остальное. Еду. Теплые одеяла из бобровых шкур. Оба весла… — Он просто не мог заставить себя говорить о растерзанной лодке, лежавшей на берегу. По правде говоря, цел был только ее остов из китовых костей, но левый борт был разбит вдребезги, а покрытие, сшитое из тюленьих шкур, представляло собой настоящие лохмотья.

— Лодку-то мы вряд ли починить сможем, — осторожно сказала Ренн.

— Нам придется ее починить! — сердито возразил Бейл.

— Тут есть деревья. Можно было бы лодку-долбленку…

Он резко обернулся:

— А ты знаешь, сколько времени на это потребуется? Ты представляешь себе, ЧТО значит выдолбить ствол дерева? Ты когда-нибудь этим занималась?

— Разумеется, нет. И вообще, в племени Ворона лодки делали в основном из веток ивы и оленьих шкур, скрепленных еловыми корнями.

— Вот именно! И я тоже долбленок никогда не делал! — прорычал Бейл. — Я из племени Тюленя! Мы пользуемся тем, что дарит нам Мать-Море. Так что, если, конечно, у тебя не возникнет новой идеи — например, построить плот из тростника, — нам придется срочно чинить мою лодку!