– Нет, мам, спасибо, – еле слышно проговорила Майя. – Я не хочу. Ты иди, мам.

– Ой, а вон и Темка пришел! – затопала она тяжело на зов дверного звонка. – Это еще хорошо, что он гостей наших не застал… Не видел, не слышал парнишка всего этого безобразия. Бог отвел…

– Погоди, мам! Я сама открою!

Впустив сына в прихожую, Майя обняла его, как после долгой разлуки, ткнулась лицом во влажную холодную ткань куртки. Он тут же сложил ей на плечи руки, проговорил удивленно:

– Мам, ты чего… Случилось что, да? Ты плачешь, что ли?

– Нет, сынок, я не плачу. Все хорошо, сынок.

– А эти… Чего они? Ну, друзья твои? Я их сейчас встретил около дома. Идут, орут друг на друга, аж прохожие от них шарахаются… А почему они с чемоданами, мам? Поехали, что ли, куда? Я поздоровался, а они уставились на меня, как слепые, и не ответили даже. Я вот все хотел у тебя спросить, мам, да не решался…

– Спроси, сынок.

– А ты не обидишься?

– Нет.

– Ну, в общем… Бабушка как-то проговорилась случайно, что этот, ну, муж твоей подруги, будто бы он и есть мой отец… Это правда, мам?

– Правда, сынок.

– А ты что, его любишь, да?

– Нет. Уже не люблю.

– И правда – не люби его, мам! Ну какой он мне отец? Не хочу я такого отца! Он неправильный какой-то. Все время так весело улыбается, а за этой улыбкой ничего будто и нет. Будто он из-за красоты только улыбается. И вообще, мне даже и думать о нем неприятно. Я лучше папу всегда любить буду. Ладно, мам?

– Хорошо, сынок. Ты прости меня, пожалуйста, Темочка… Я такая глупая была – только одну эту красивую улыбку и видела, как ты говоришь…

– Да понятно, мам. Ты же женщина! А женщины, они все такие. Дальше улыбки уже и не видят ничего, – снисходительно-философски изрек Темка, ласково прижимая мать к себе. Заглянувшая из кухни в прихожую Алевтина покачала головой, улыбнулась, проворчала ласково:

– Ишь, любовь-то какая вам досталась… Обнимаются стоят, главное… Темка, ужинать иди! Поди с утра не емши! И ты, Майка, иди ужинать! Нечего себя голодом да переживаниями морить! Чего уж теперь? Как сложилось, так и сложилось…

– Я не морю, мам. Я спать хочу. Пойду я.

– Ой, я ж забыла совсем! Тебе же адвокатка днем звонила! Просила обязательно ее набрать, как придешь. И как это я забыла-то? Совсем голова никакая стала. Ничего не помню.

– Хорошо, – кивнула Майя. – Я позвоню сейчас.

Подойдя к телефону и потянув уже к трубке руку, она вдруг поняла, что звонить Мстиславе совсем не хочет. Что-то щелкнуло внутри и пробежало дрожью по организму, и выскочило наружу, как вовсе ей там, внутри, ненужное. Неприятное даже. Так и стояла у телефона, замерев и прислушиваясь к себе, пока он не зазвонил сам. Вздрогнув, она сняла трубку. Почему-то она уже знала, что звонит Мстислава.

– Майя! Привет! Ну чего не звонишь-то? Вот все я должна за тебя делать. Тебе неинтересно, что ли, как твои дела продвигаются?

– А знаешь, ты права, пожалуй… И правда, неинтересно… – задумчиво протянула Майя.

– Ну вот, приехали… Как всегда, у нас дурные рефлексии включились, да?

– Ага. Включились.

– Да плевать мне на них, понятно? В общем, слушай меня сюда… Сегодня утром позвонил Алексей Степанович, и…

– А кто это – Алексей Степанович?

– Ну, ты даешь! Так зовут адвоката твоего бывшего мужа, между прочим! С которым мы уже четыре года воюем!

– Ах да. Извини…

– Так вот, он сказал, что завтра сюда сам приедет! Сказал, чтоб в десять часов я его ждала у себя в офисе. И голос у него такой, знаешь, хитрющий был! Мне даже не по себе стало. Черт его знает, с чем он таким сюда едет. Суд-то Европейский состоялся уже, а решение до нас пока не дошло. Как ты думаешь?

– Не знаю, Слав, – честно призналась Майя. – Я ничего не думаю.

– Ага! С тобой советоваться так же полезно, как головой о бетонную стену стучать. Все-таки беззубая ты, Майка… Нет, не беззубая! Ты вообще никакая. Добродетель рыхлая и тошнотворная… Ладно, жди, позвоню завтра. Дам отчет о результатах нашей встречи. Интересно все-таки, зачем он сюда едет…

Уснуть этой ночью Майе так и не удалось. Все ворочалась чего-то, вздыхала и мучилась, и совсем непривычные грустные и одновременно сердитые мысли приходили ей в голову. Нет, не по поводу стихийного расставания с давней любовью были эти мысли – Майя о ней и не думала совсем. Как будто ее и не было никогда. Или была, но в далеком уже прошлом. Казалось ей, что происходит у нее внутри какая-то другая работа, преодолевает сопротивление той самой беззубости, рыхлости да тошнотворности, о которой давеча говорила Мстислава. Что это была за работа – она пока и сама не понимала. Может, права ее молодая подруга-адвокат в том, что не может долго жить в человеке добродетель беззубая? Что, как ни крути, а жизнь свое возьмет и должна она со временем обязательно трансформироваться? Только во что? В добродетель зубастую, например? Но, наверное, это не так уж и трудно… Надо только научиться произносить вовремя коварное слово «нет». Трудное слово «нет». Очень тяжелое слово «нет». Надо наконец научиться общаться с этим словом, впустить его в себя, сделать своим товарищем… Господи, как ей давно хочется взять и перечеркнуть все Мстиславины юридические старания одним этим замечательным словом – «нет»! Вот она и начнет говорить его завтра. Придет к ней утром и твердо скажет: «Нет». И даже хорошо, что при этом будет присутствовать этот адвокат Лёни – Алексей Степанович… Во сколько же он придет, Мстислава говорила? Ага, в десять часов… Вот и она к ним придет в десять часов. И скажет…

Под утро она все-таки заснула. И проспала, конечно же. Никто ее и не будил по случаю субботнего дня. Соскочила, глянула на часы – полдесятого! Промчавшись ветром в ванную, быстро умылась, натянула на себя первые попавшиеся под руку вещи и выскочила за дверь, застучала каблуками по лестнице, на ходу затягивая на талии пояс плаща. Надо бы зонт взять, на улице наверняка дождь, да некогда возвращаться…

Так и влетела потом в Мстиславин офис – мокрая вся. Закрыла за собой дверь, повернулась…

Лёня. В низком кресле, вплотную примостившемся к Мстиславиному столу, сидел Лёня. Повернул к ней голову, глянул из-под очков. За Лёниной спиной еще кто-то маячил – она и не разглядела толком. Высокий кто-то. Наверное, Алексей Степанович, Лёнин адвокат. Значит, вместе приехали. Это хорошо. Это очень хорошо…

– Здравствуй, Лёня… – заставила она себя улыбнуться. – Я вот… Я тоже пришла. Я сказать хочу… Заявление хочу сделать… – И, подняв голову, продолжила уже в Мстиславино застывшее лицо: – Слава, ты составь бумагу, пожалуйста, что я ото всех своих претензий отказываюсь. От всего отказываюсь. И от глупых этих алиментов, конечно же…

– Майя! Опомнись! Ты чего творишь-то? – тихо, но грозно проговорила Мстислава, привстав со своего стула. – Ты что, не в себе?