Будим где-то отстал, наверное, опять принялся торговаться из-за какой-то безделушки. В толчее его было не найти, и Данила просто остановился у лавки, где торговали разными дудочками и свирельками. Они были сделаны из глины или дерева, украшены резьбой. Продавец никого не зазывал, стоял себе, играл на своей продукции. Данила остановился послушать.

От этого занятия его оторвал возглас и не очень-то дружеский шлепок по плечу.

– Ну что, словенец, нравится тебе наша чудинская музыка?

Данила резко обернулся, сбросив руку с плеча. Ну ё-моё!

Их было четверо. Невысокие, рыжебородые, наглые, очень похожие друг на дружку. Одеты по-простому, но руки у всех упёрты в боки. Такая стойка могла показаться комичной – Даниле она раньше такой и казалась, – если бы не один момент: кулаки незнакомцев упирались точно в пояса, а на поясах висели ножи в чехлах, выхватить и ударить – дело доли секунды. Главного среди них Молодцов вычислил сразу – тот самый паренёк, который задал ему вопрос и хлопнул по плечу. Чистая гоп-компания, приёмы и повадки те же и не меняются за тысячелетия. Но здесь, при толпе народа, неужто решатся наехать? Вдруг это просто манера знакомства такая… непривычная?

– Хорошая, – согласился Данила и тем не менее ответил не слишком дружелюбно: – А тебе-то чего?

– Да вот, могу отвести тебя в одно место, где можно хорошие свирели купить.

«Ага, значит, свидетелей боятся», – решил Молодцов, бросил ещё один орешек в рот, ответил:

– Нет, не пойду я с тобой никуда.

– Почему? Боишься?

Ничего себя предъявы! И куда Будим запропастился? А если они его уже… того? От страха и злости Молодцов сразу полез в бутылку.

– Не пойду я с тобой, потому что от твоих дудок наверняка свиным дерьмом несёт, как и от тебя. Мне в рот их брать будет противно, а тебе, вижу, не привыкать.

– Чего?!

Рыжий наглец искренне возмутился. Его лапа цапнула рукоять ножа. Возможно, он и не собирался нападать с ним на Молодцова здесь, на людях, но гадать «может – не может» Данила не стал.

Никто из выросших в этом мире не решился бы на такой фортель, еда здесь священна, слишком долго и трудно её добывают, и ой как часто её не хватает, чтобы наесться досыта. Данила же вырос в других условиях. Когда странный наглец потянулся к ножу, он сразу же сунул лукошко с мёдом ему в рожу. Для его компаньонов такой поступок был просто за гранью… На миг они растерялись.

Не растерялся Молодцов, хватанул лидера за грудки, толкнул его на прихвостня слева, пнул в колено соседа справа. Налётчик обиделся, взялся за нож. Данила ударил его кулаком в висок, дёрнул на себя, долбанул коленом в печень. Уловил движение и шелест воздуха чуть правее, присел, подставил руку.

Всё равно шнурок кистеня захлестнул предплечье, тяжёлое грузило ударило в голову, чуть пониже уха.

В глазах сразу потемнело. Данила ощутил привкус рвоты во рту. Понимая, что своё оружие выхватить не успеет, да и не сможет, он бросился в клинч, прямо на врага, обхватил руками, прижался к нему, не давая снова замахнуться. Как бешеный лось, не видя ничего, Данила попёр вперёд из последних сил, сметая своим недругом препятствия, пока они вдвоём не воткнулись во что-то твёрдое.

Раздался треск, звук разбитой керамики, послышались крики и ругань. Новый удар болью ожёг бедро. Данила зашипел, всё ещё плывя, он скорее по наитию вдавил своего врага туда, где должны были быть перила моста.

Молодцов вдруг перестал чувствовать деревянный настил под ногами и уже было решил, что теряет сознание. Последовало чувство полёта и жёсткий удар о снег.

Данила и впрямь чуть не потерял сознание. От удара дыхание перехватило, внутренности как будто размазались по одной половине тела.

Не соображая, где он и что он, Данила пополз по снегу. Рядом раздался глухой удар, кто-то с силой сжал плечи Молодцова.

– Даниил, ты как?

Будим, друг, какое счастье!

– Нормально, – хрипло, но с небывалым облегчением ответил Данила. – А эти что?

– Разбежались. Не шевелись пока, брат. – Будим острожно перевернул Данилу на спину, подложил под голову шапку, очень острожно ощупал грудь. – Рёбра, кажись, целы. Полежи пока, я к сотне Путяты послал, скоро должны прийти.

– Чего вы тут учудили?!

Молодцов чуть повернул голову. Ух, ничего себе: целый наряд, воин в чешуйчатом панцире и золочёном шлеме, двое отроков с ним.

– Мы из словенской купеческой сотни. Охранники. На нас напали, четверо. Вот, видите, – уверенно ответил Будим.

– Да? А вот торговец Стоян говорит, что вы лоток его опрокинули, весь товар побили по пьяному делу и ещё других честных людей обидели.

– То они пустое болтают. Княжий суд решит, кто прав. А пока сам не видишь – помощь нашему требуется.

Начальник «наряда» задумался: «жмурик» на его территории ему совершенно не нужен, но и отпускать просто так возмутителей спокойствия было неправильно.

– Хорошо, уплатите две гривны…

– Да за что?

– Тихо! – осадил воин Будима. – Уплатите в залог. Как ваш побитый человек поправится, собирайтесь в детинец, на суд. Там гривны тебе и вернут. По Правде так?

– По Правде, – вынужденно согласился Будим и уплатил положенное.

Очень скоро приехали сани, в них уложили Молодцова, хотя он порывался встать и идти на своих двоих. Но стоило ему резко сесть, как голова закружилась и его стошнило.

После этого Данила уже не сопротивлялся. Сани быстро прикатили к подворью купеческой сотни. Пока Молодцов ехал, он осторожно ощупывал шишку, оставленную кистенем. Болючая оказалась, зараза. Вроде не очень опасная, но если что-нибудь серьёзное, тогда как? Кажется, древние римляне умели лечить черепно-мозговые травмы, а ещё древние кельты. Или нет, те просто сверлили черепа людям во время жертвоприношений?

Молодцова аккуратно, на медвежьей шкуре, внесли в дом, положили на лавке у печи. Очень скоро к нему в комнату стали заходить охранники Воислава, сильно не беспокоили, справлялись о здоровье и тут же растворялись в дымке перед глазами. Данила даже растрогался от такой заботы.

Затем пришёл лекарь, ощупал шишку на голове, синяки на груди, дал Молодцову какого-то отвара, и тот отрубился.

Следующие два дня Данила упорно боролся с тошнотой и головокружением, пока на третий день не победил их почти окончательно. Удары сердца больше не отдавались набатом в голове, грудь при вздохе не сводило от боли. Молодцов стал ощущать себя человеком, а не боксёрским мешком, который спустили по лестнице небоскрёба.

В полдень к нему зашли Воислав, Скорохват и Шибрида.

– Прости, батька, простите, братья, – первым делом извинился Данила. – Я вам столько неприятностей принёс.

– Пустое, – отмахнулся Воислав. – Ты же наш, – сказал, будто всё по местам расставил. – Объясни лучше, что ты с теми смердами сцепился?