— Он обещал мне не трогать Парамонова, — нехотя выдавила я из себя.

— И ты ему поверила?!!

— Слушай, а что ты предлагаешь? — возмутилась я. — Три дамочки из числа знакомых этого мерзавца исчезли, и никто не знает, где они! Как мы будем их искать? Сколько на это уйдет времени? А возможности Арбатова все равно гораздо больше, чем наши. Пусть он нам поможет, в конце концов!

Ласточкин сидел, опершись щекой на руку, и страдальчески смотрел на меня. В кабинете повисла тяжелая пауза.

— Иногда ты меня поражаешь, — наконец промолвил он. — Просто поражаешь. — Он убрал руку и устало повел плечами. — Ладно, что сделано, того не вернуть. С Парамоновым пока ясно, давай разбираться с делом Лазаревых.

Однако никакого разбирательства не получилось, потому что нас вызвали к Тихомирову на общее совещание, а после него позвонил Зарубин и сказал, что хочет видеть нас в управлении — как свидетелей по своему делу. Машину нам с Ласточкиным так и не вернули после ремонта — полковник заявил, что мы получим ее обратно только тогда, когда раскроем убийство Георгия и Алисы Лазаревых, так что мы отправились в управление на метро.

Зарубин предъявил нам увеличенные фотографии Максима Решетова, предполагаемого убийцы Агриппины, а также фото его автомобиля, и стал выспрашивать, не заметили ли мы, как подозреваемый выходил из дома, и не видели ли мы поблизости его тачку? Через некоторое время подошел и Колесников, который притащил с собой целую стопку газет.

— Что, журналюги все не унимаются? — процедил сквозь зубы Стас.

— Нет, — ответил капитан, кладя газеты ему на стол. Верхняя при этом соскользнула и упала на пол. Ласточкин, сидевший рядом, наклонился подобрать ее. Я изучала фотографию Максима, которую мне предъявил Зарубин, и оттого не сразу обратила внимание на странное выражение лица моего напарника. Колесников тревожно кашлянул в кулак.

— В чем дело, Паша? — внезапно спросил Стас.

Я подняла глаза от фотографии. Ласточкин был хмур. Нет, какое там хмур! Он внезапно сделался мрачен, как завзятый лотерейщик, который узнал, что джекпот выпал его соседу по лестничной площадке.

— Это кто? — сухо спросил Ласточкин, разворачивая газету — обыкновенный желтушный листок — первой страницей к операм.

Зарубин подался вперед и удивленно вскинул брови.

— Там же написано, — отозвался он. — Это Геннадий Маховиков, один из ассистентов покойной Агриппины. А в чем дело, собственно?

— Ни в чем. — Ласточкин глубоко вздохнул: — Я осел. Вот в чем дело.

После этих слов в кабинете воцарилась тишина — такая отчетливая, что в ней было бы слышно, если бы даже чихнул комар.

— Где он живет, ты знаешь? — спросил капитан.

Зарубин пару раз мигнул:

— Конечно. Мы его допрашивали…

— Немедленно, — не сказал, а как-то прошипел сквозь зубы мой напарник. — Группу захвата. И ордер на арест. Какой же я идиот!

Колесников схватился за телефонную трубку, но поглядел на лицо Ласточкина и решил, что проще сходить самому.

— Павел, — начал Зарубин, когда дверь за капитаном затворилась, — ты должен сейчас же мне все объяснить. Потому что я ну совершенно ничего не понимаю.

— Ты-то ясно, ты с ним не сталкивался, — зло ответил Ласточкин. — Но я-то хорош! Ведь окна — это его стиль, он почти всегда так работал! Черт, какая жалость, что не я вел это дело! Сколько усилий удалось бы сэкономить! Я бы его сразу же узнал, несмотря на то что он сменил фамилию.

— Сменил фамилию? — насторожился Зарубин. — Постой, ты имеешь в виду, что Геннадий Маховиков на самом деле никакой не Маховиков?

— Нет, — коротко ответил мой напарник. — В ту пору, когда я арестовал эту гниду, его звали Симонов, Геннадий Симонов. Он проходил по делу группы мошенников, которые занимались махинациями с недвижимостью. Честно тебе скажу, Стас: такой изворотливой твари, как этот Симонов, я еще не встречал, а я ведь до того многое повидал.

Зарубин молчал, сосредоточенно покусывая нижнюю губу.

— То есть ты считаешь, что убийца — это он?

— Наверняка. И все это как-то связано с пропавшими деньгами. Прости, Стас, что я тебе голову заморочил. Никакие личные счеты тут ни при чем.

— Ты сказал, что окна — его стиль, — вмешалась я. — У него что, такая манера убивать?

Ласточкин бросил на меня беглый взгляд.

— Никого он не убивал, — коротко бросил он.

— Постой, — изумился Зарубин, — но ведь ты только что сказал…

— Сказать-то сказал, но, Стас, сразу же приготовься к тому, что его причастность к убийствам доказать будет очень трудно. Он гипнотизер, понимаешь? Очень мощный и сильный гипнотизер.

Я начала понимать.

— Ты имеешь в виду, — медленно начал Зарубин, — что он гипнотизировал свои жертвы и давал им команду покончить с собой?

— Угадал. Хотя на самом деле все было не так просто. Под гипнозом он давал человеку установку броситься из окна, как только он услышит определенную фразу. Потом Геннадий выводил человека из гипноза, и тот сразу же забывал о том, что с ним было. Клиент благодарил Симонова и уходил, а через некоторое время гипнотизер шел в место, где его все видели, и звонил жертве по телефону. Тогда-то он и произносил заветную фразу. Дальше все понятно: человек выбрасывается из окна, полиция ведет следствие, а пока суть да дело, мошенники, с которыми Геннадий сотрудничал, продавали квартиру жертвы.

— И как же вы их поймали? — спросила я.

Ласточкин усмехнулся:

— Симонова и компанию подвело излишнее добросердечие, если можно так выразиться. Дело в том, что в начале своей блистательной карьеры они еще не убивали людей, а меняли хорошие квартиры на всякое барахло. Приводили человека в какую-нибудь хибару, а дальше Геннадий ему умело внушал, что он видит перед собой роскошные хоромы. Счастливый клиент подписывал договор об обмене, а когда истина открывалась, было уже слишком поздно. Он мчался в фирму, грозил, кричал, умолял, но ему тотчас показывали контракты и прочие бумажки с его подписью, так что он уходил ни с чем. Однако один из обманутых клиентов поклялся, что он это дело просто так не оставит, и сообщил в полицию. В том отделении на его заявление не обратили никакого внимания, но зато мне оно очень помогло, когда я стал расследовать самоубийство одной несчастной учительницы. Позже на очной ставке заявитель Геннадия опознал, и только благодаря этому я и смог передать его дело в прокуратуру.

— И сколько же ему дали? — спросил Зарубин, который слушал капитана, не упуская ни единого слова.

Ласточкин дернул щекой:

— Нисколько. Скверная история вышла, Стас. Дело поручили молодой следовательнице, а этот гад… он же гипнотизер… Словом, хотя все улики были против него и подельники его сдали, эта девочка его отпустила. Через два дня она выбросилась из окна, а когда пришел другой следователь, он обнаружил, что все изобличающие материалы уничтожены. Уверен, это Симонов заставил ее так поступить. Я как услышал об этом, кинулся искать этого гада, но, разумеется, он как в воду канул. — Ласточкин закусил губу. — Честно говоря, я даже рад, что снова его увижу. Наконец-то я сумею с ним рассчитаться.