Эмоции захлестнули Мерайзу подобно мощной волне, однако восторг тут же сменился отчаянием, едва она вспомнила, как он обвинял ее. Его гневные слова вновь зазвучали у нее в ушах.

"Сейчас он добр ко мне лишь в благодарность за то, что я помогла спасти Элин",— сказала она себе.

Ведь в их отношениях ничего не изменилось: он, как и раньше, ненавидел и презирал ее, и никакие ее шаги не смогли бы сломить барьер, возникший между ними.

Мерайза чувствовала, что не вынесет новой встречи с герцогом. Нужно как можно скорее уехать. Если она задержится, то дождется, что он сам выгонит ее.

Стерпеть такое унижение — это будет выше ее сил!

В ее памяти возникло гневное лицо герцога. Этот образ подстегнул девушку к действию, и она села в постели. Нащупав спички, она зажгла свечу и посмотрела на часы. Стрелки приближались к пяти. Скоро рассветет, поэтому надо успеть до того, как проснется замок.

Мерайза встала и поспешно надела синий дорожный костюм. Она еще ощущала легкую слабость в ногах, голова кружилась, однако чувствовала себя вполне отдохнувшей.

Оглядев комнату, она увидела чемодан, который принесли в спальню, чтобы достать амазонку. После некоторого размышления Мерайза пришла к выводу, что вряд ли ей когда-нибудь понадобятся платья, подаренные Китти Беррингтон, поэтому можно оставить чемоданы в замке. Ведь в них нет ничего, без чего невозможно было бы обойтись. Позже она напишет мисс Уитчэм и попросит прислать ее вещи в Лондон, в дом тетки.

Сложив щетки для волос, гребень и шкатулку с драгоценностями в кожаный саквояж — в тот, в котором она хранила злополучную рукопись,— Мерайза достала из ящика стола письмо, написанное Элин. Затем она направилась в комнату девочки и положила конверт на стол.

Девушка спустилась вниз и вышла через боковую дверь, ведущую в конюшню. Два молодых конюха, чистившие денники, с изумлением взглянули на появившуюся в дверях девушку.

— Прошу вас как можно скорее заложить коляску и отвезти меня на станцию,— заявила Мерайза.— Мне нужно в Лондон.

— Хорошо, мисс.

Если конюхам и показалось странным, что она сама пришла в конюшню, вместо того чтобы послать лакея, это никак не отразилось на их лицах.

Спустя некоторое время во дворе появилась коляска. Правивший ею кучер торопливо застегивал сюртук. Мерайза удобно расположилась на мягком сиденье, и коляска покатила по подъездной аллее.

Девушке не хотелось смотреть по сторонам. Она прощалась и с поместьем, и с прекрасным замком. Ее охватило чувство, будто она не просто уезжает, а бежит от чего-то. Это нечто из последних сил пыталось удержать ее, оно, казалось, молило ее остаться. Мерайза не понимала, что же это такое, однако в ней возникло подсознательное желание подогнать лошадей. Она со страхом ожидала, что в любое мгновение раздастся стук копыт и повелительный голос прикажет кучеру остановиться, а ей — вернуться в замок. Видение было настолько реальным, что у нее учащенно забилось сердце.

Они доехали до станции, и кучер распахнул дверцу.

— Вам известно, когда должен прибыть поезд? — спросила Мерайза.

— Думаю, ранний утренний поезд еще не проходил, мисс,— ответил кучер.

Он вышел на пути и поднял над головой фонарь, который казался пурпурным на фоне бледного предрассветного неба.

"Быстрее, быстрее!" — хотелось закричать девушке.

Ей пришлось ждать на открытой платформе. Никакая одежда не могла защитить ее от пронизывающего ноябрьского ветра. От холода у Мерайзы заледенели пальцы.

Казалось, ненастье только укрепило ее решимость поскорее уехать, стать свободной, навсегда забыть о прошлом, которое продолжало держать ее в своих сетях. Всю дорогу до станции она упорно боролась с желанием оглянуться. Но кто мог догонять ее? Кто из обитателей замка мог нуждаться в ней?

Вдали раздался гудок, и вскоре Мерайза увидела клубы дыма, валившие из паровозной трубы.

— Поезд идет, мисс,— объявил грум.— Обычно в этом поезде всего два пассажирских вагона, но пассажиров в этот час бывает мало.— Помолчав, он спросил:— Вы ведь вернетесь сегодня вечером, мисс? В какое время вы хотели бы, чтобы мы вас встретили?

Вопрос удивил Мерайзу. На мгновение девушка задумалась, но потом сообразила, что грум решил, будто она едет в Лондон на день, так как у нее нет с собой багажа. Несмотря на то что ей было трудно дать честный ответ, она твердо произнесла:

— Я не вернусь.

Мерайза прошла через кабинет отца и остановилась возле окна. Было пасмурно. За морозную ночь облетели последние листья с деревьев, и сейчас в небо устремлялись голые ветки.

Серый ноябрьский день как нельзя лучше соответствовал настроению девушки. Поеживаясь от холода, она подошла к камину и протянула руки к огню, весело плясавшему на сухих поленьях.

Почему, спрашивала себя Мерайза, ей все время кажется, что она никогда не согреется?

"У меня ледяное сердце",— сказала она однажды своей тетке.

Сейчас на Мерайзе было черное шерстяное платье, одно из двух, купленных в магазине в Сент-Олбанс после смерти отца. Сшитое из дешевой ткани, бесформенное, оно, однако, не могло скрыть совершенных линий ее фигуры и подчеркивало жемчужную белизну кожи и живой блеск волос, которые Мерайза собрала в тугой пучок и заколола шпильками.

Девушка не сомневалась, что бессонная ночь, проведенная в слезах, отразилась на ее внешности: глаза запали, под ними появились темные тени. Стоило ей вновь вспомнить о том, что пришлось пережить, как губы опять начинали дрожать.

Она напоминала себе загнанного животного, тщетно стремившегося уйти от охотников и спрятаться в норе. Ее постоянно преследовал голос отца, произносящего гневные тирады в адрес общества, обвиняющего тех, кто носит благородное имя. Любой светский скандал только подтверждал его правоту и уверенность в том, что во всех бедах страны виновато дворянство.

"Как же я могла быть настолько глупой, чтобы поверить ему?"— недоумевала девушка.

И в то же время она понимала, что только человек с феноменальной силой воли был способен противостоять его настойчивости и не позволять его взглядам подавлять сознание. Однако оказалось, что ненависть, накапливавшаяся в ее душе, убежденность в истинности обвинений отца, страстное желание отомстить — все-это может исчезнуть словно по мановению волшебной палочки. И не надо было гадать, что же стало причиной подобной трансформации. Слишком хорошо она знала, что во всем повинна любовь.

Уезжая из замка, она надеялась, что сможет отсечь прошлое, вычеркнуть недели, проведенные в Воксе, из жизни и предать забвению то, что произошло. Но чем дальше она удалялась от герцога, тем мучительнее было выносить разлуку с ним. Разве она могла забыть, как он держал ее в объятиях? Стоило ей закрыть глаза, и она вновь представляла, как он несет ее на руках по лестнице, вновь ощущала его близость, ей опять слышался его голос, преисполненный нежности и заботы. Стоило ей подумать о герцоге, как на глаза наворачивались слезы.