Однако, по легкой усмешке, тронувшей уголки губ моего доктора, я понял, что интерес, пусть даже спортивный в нем проснулся. Поэтому я продолжил инструктаж.

- Скажешь, я настоял на регистрации прямо в палате, чтобы после выписки уже съездить к родственникам, отчитаться и тихо - мирно разойтись по своим углам. Все поняла?

Милка нервно кусала губы, и я ее понимал. Одно дело абстрактный провал, когда Лада ее приперла к стенке, и другое – когда нужно действовать наперекор своим работодателям или рабовладельцам, как сказала Лада.

- Итак, мы союзники? Или я должен еще аргументы поискать? Поверь, много времени у меня это не займет, но для тебя дело примет уже совсем другой оборот.

Что в конечном итоге на нее повлияло, я не знаю, но она согласно кивнула головой.

То, что мы затеяли, называлось «Ловить на живца». И этим живцом, само собой, буду я. После заключения договоренности мы мирно разъехались. Я к своей семье, а Милка – в дом Омара, чтобы не вызвать подозрения, следить за порядком в доме и трястись от каждого звякнувшего сообщения

Не прошло и недели, как Милка отправила скан своего контрабандного замужества, и контора зашевелилась.

«Сегодня в семнадцать часов в «Шоколаднице» возле дома » - переслала она мне смс-ку. Я прочитал и задумался – чего ждать? Хотя чего задумываться? В пять часов и узнаем. Как горячий пирожок, перекинул новость Олегу, чтоб был наготове. И вскоре мы получили интересную информацию и, естественно, запись разговора.

« - Мы знаем, что Данил все готовит сам. Как только у вас будет намечаться семейная трапеза, позвонишь по этому телефону и скажешь, примерно через сколько вы садитесь за стол. Затем ты должна улучить момент и вот этот порошок всыпать ему в тарелку. Можешь даже прямо в кастрюлю, он безвредный, просто легкий безвредный наркотик, который делает человека более сговорчивым. Как только муж подпишет нужные документы, ты можешь получить свой гонорар и взять отпуск до следующего задания. Еще раз напоминаю. Порошок действует считанные минуты, поэтому как только муж проглотит первую ложку, ты должна уже будешь открыть входную дверь и впустить человека. Если время выйдет, нужного эффекта не будет, и заказчик не оплатит. Все поняла?

- Да, я все сделаю, - слышно было, что голос Милки дрогнул. Очевидно, ее терзали совсем не беспочвенные сомнения в безвредности порошка.

- Ну вот и умница»

Порошок, как показал лабораторный анализ, представлял собой высушенный и измельченный панцирь креветок. Как и уверял Милку посредник, совершенно безвредный. Для всех, кроме меня. Хватит и нескольких минут, чтобы отправить меня к родителям. Значит, Омар осознанно идет на преступление.

По настоянию Олега и Лады, я все же обратился в полицию. Нам осталось только заснять на камеры, которые мы установили в прихожей и на кухне, действия отчима, когда он будет думать, что я умираю.

К сожалению, меня не нужно учить, как быть умирающим. Однажды мне пришлось прочувствовать, каково это.

Мы не стали долго томить ожиданием Омара, и через пару дней Милка позвонила по полученному номеру. Все еще надеясь на чудо, я ждал ответа. Чуда не произошло. Именно человек, который называл меня «сынком» готовил мое убийство.

Как раненый тигр, я метался из угла в угол. Я знал, что он мерзавец и редкостный подонок, но убийство?

- Дань, - Дюймовочка тронула меня за рукав. – Нужно это пережить, перетерпеть, и он получит по заслугам. Нет, конечно, не в полной мере. Но я не могу желать смерти отцу Анютки. Ты меня понимаешь? – привычно она нырнула ко мне в объятия, которые для нас стали самой надежной защитой от всех неприятностей мира.

- Я с тобой согласен.

- Поклянись мне, что ты его не убьешь? Данечка, я не за него боюсь. Если ты его убьешь, значит ему удастся разрушить нашу жизнь. Ты это понимаешь?

Лада с такой тревогой заглядывала мне в глаза, что я точно понял – чего-то не знаю.

- Дюймовочка! У тебя есть доказательства того, что Омар убил моего отца? – севшим голосом спрашиваю я и понимаю, что да.

- Я тебе не сказала всей правды. У меня есть его дневник, где он восхищался собой и торжеством над врагами. Это за ним я сразу по приезду поехала домой. Дань, твои родители и ты сам – его враги. Он расправился с ними и жаждет твоей смерти. Я тебе не могла сказать раньше, боялась, что ослепленный яростью, ты его убьешь и я останусь без Анютки и без тебя. Прости меня!

Она нервно покусывала губы, а в глазах стали собираться маленькие озерца слез. Глупышка! Еще бы я ее не простил! Мой самы родной человечек. Мой храбрый воробышек. Вот почему она с меня стребовала клятву! Да, если я не сдержусь, испорчу все. Я, думаю, он лично хочет присутствовать при моей кончине и, наверняка, скажет кое-что интересное, за что его можно будет уже привлечь к ответу.

- Дань, он получит свое, я,уверена. Главное, чтоб ты не пострадал.

Дальше все развивалось, как в кино.

Аллергическая реакция развивается сразу же, поэтому я, как настоящий умирающий, падаю на пол, в зоне видимости камеры и судорожно хватаюсь за горло. Под руководством Олега меня разрисовали под покойника в бело-голубом стиле Гжели - синюшные губы, почти белое лицо.

Жаль, конечно, что у меня за плечами нет даже школьной самодеятельности, так что придется положиться на интуицию. И еще я поклялся себе, что буду слушать надгробную речь Омара как сцену в театре и не поддамся искушению придушить его. Три. Два. Один.

Дверь распахивается, как взрыв петарды.

- Пошла отсюда!

Я понимаю, что он вытолкнул Милку на лестничную площадку.

- Милка, Милка, - сдавленным голосом хриплю я, чтоб, не дай Бог, он не заперся в ванную, где шпротами притиснувшись друг к другу, ждут своего часа трое крепких полицейских, Олег и Дюймовочка, наотрез отказавшаяся покинуть меня на время операции.

- Таблетку, - подкатываю глаза и дышу, как паровоз, насилуя легкие.

- Сейчас, сынок! Сейчас. Я дам тебе таблетку. Только сначала посмотрю, как ты корчишься. Надо же! Точно как папаша.

- Ты что…, хрип, видел…, хрип ….как отец умирал и не помог ему? – я задерживаю дыхание, чтоб потом натуральней поймать живительный глоток воздуха.

- Нет, сынок! Как раз я помог ему! Насыпал в кашу того же порошочка, от которого у тебя начался анафилактический шок и наслаждался самой прекрасной картиной, - Омар мерзко рассмеялся, а я принялся хвататься за горло, за грудь, чтоб только не подхватиться и не схватить за горло его.

- По-че-му?! – снова задыхаюсь.

- По-то – му, - подражая мне, цедит слово по слогам, - потому что я ненавидел его, ненавидел твою мать, которая сделала неправильный выбор, ненавижу тебя и считаю, что ты родился назло презервативу.

- Что … с мамой? – сам Станиславский мне бы аплодировал стоя. Изображаю последние минуты агонии, так как занавес можно опускать. Он признался в одном убийстве, покушении на второе, а насчет мамы его следователи сами добьют. Но не могу допустить, чтобы процесс возмездия прошел без моего участия.