Тони польщено улыбнулся – самец! – и продолжил:

– Чери тогда сказал, что ты рано или поздно узнаешь обо всем и, как бы ни была добра, все равно накажешь, и что надо как-то обезопаситься. Это он заставил Ники при первой же возможности предложить себя в слуги, и он заставил нас учиться перекидываться. Ну, чтоб Ники мне помогала в полнолуние, а не ты. Он нас притащил тогда к тебе…

– Угу. Макиавелли. Инкуб-Макиавелли. Так чего вдруг ты раскололся и выдал весь ваш заговор? Неужто Ники тебя перекинула?

– Нет, было далеко до полнолуния. Мы хотели завтра ночью попробовать. И если все выйдет, значит, мне надо биться с Сугавой. Пойми, если я справлюсь с ним, никто не посмеет со мной связаться. Я смогу спокойно жить.

– А если не справишься?

– Значит, вернемся к уже имеющемуся варианту – комнатная собачка за юбкой.

– Угу, если жив останешься. Есть второй вариант – ты просто задаешь трепку сильному волку из Седриковских или свободных, и к тебе тоже никто не лезет.

– Но тогда Тод умрет и противный старикашка Ник тоже.

Я глянула на мускулистого «старикашку», погруженного в глубокий сон моей силой.

– М-да. Последний вопрос. Такой, вовсе не обязательный… Перед дракой надо будет быстро перекинуться, и что ты будешь делать? Заниматься сексом с Ники?

– Я думаю, ответ мы узнаем завтра.

– Ладно. Отложим все до завтра. Будь наготове, я их разбужу.

Сначала я привела в чувство Тода, как более рассудительного, и рассказала ему все как есть, что завтра ночью мы узнаем, в какой кондиции Тони, и дадим окончательный ответ. Потом «разбудила» Стивенсона. Оказалось – он ничего не помнит. Помнит только, как они ждали меня, но как я пришла и что было потом – нет. Мы поспешили их выпроводить, предоставив Тоду пересказывать все своему приемному отцу.

В полуобморочном состоянии я собралась домой.

– Пати, – Тони перегородил дверь, – не наказывай ее, прошу. Умоляю.

Я настолько устала, что сказала правду, как есть.

– Тони, ее надо припугнуть для ее же блага. Никто бы не простил подобного. Будь на моем месте кто-то другой, с вас троих, браконьеров и заговорщиков хреновых, шкуру бы спустили. И не только шкуру. Дай пройти, я устала.

Оставив за спиной обеспокоенного ТиГрея, я ушла домой. К флерсам. И Ландышам.

Ландыши не спали, и меня это напугало. Они ждали меня на кухне и, зайдя туда, я замерла, как замирают, завидев хищника.

– Мы узнали, как можно обезопаситься… В какой-то мере, – произнес мальчик. И тут я наконец увидела странные деревянные украшения на них. Обручи на лбу, массивные бусы из наломанных палочек и такие же браслеты.

– Осина? – догадалась я.

– Да. Она их глушит, отдаляет.

– Это хорошо, – я судорожно соображала. – Вам уже довелось проверить ее действие?

– Да.

– Хорошо. Вам ведь ничто не угрожает у меня дома? – спросила я с надеждой. Какая же я все-таки дура, так рисковала, ведь их могли похитить у меня из-под носа.

– Да. Лаборатория закрыта, поэтому мы здесь.

– Вы не голодны?

– Нет. Объелись фруктами и медом, – с улыбкой ответила девочка. – У вас хороший мед.

– Ну, раз так, я пойду, открою лабораторию.

– Не надо бояться, – выдал мальчик.

– Я не боюсь, я опасаюсь. После того, что случилось в этой кухне, это вполне нормально, не так ли? – я нашла в себе силы ответить с достоинством.

Они молча кивнули.

Я устроила их в лаборатории, наскоро приняла душ и, посмотрев на свою кровать, поняла, что мне страшно. Страшно спать в собственном доме. Дожила.

Схватив подушку и легкое одеяло, я на цыпочках побежала в флерсную, тамошняя тахта была жесткой, зато широкой.

Лиан и Пижма спали, касаясь друг друга. Лиан с краю на боку, свесив крылья, держа в своих руках ладонь Пижмы, а тот на животе наискось тахты. Постояв с минуту, я все же решилась и отодвинула его от Лиана, скользнув на освобожденное место. Почему-то мне показалось неправильным отворачиваться от Пижмы, и я легла на бок лицом к нему, положив одну руку ему на плечи, а другой взяв его ладонь вместо Лиана.

«Ну вот, теперь ты спишь с флерсами, как ребенок с плюшевыми мишками» – эта ехидная мысль была последней за тот ужасно долгий день.

Утром мне снился сон: я на росистом лугу, а луг почти весь зарос пижмой. Все горчавки любят полдень, тогда они пьянят воздух своими ароматами, однако и утром запах пижмы был приятен, но он диссонировал и даже боролся с тонким запахом лилий. Как странно, подумала я, лилия и пижма вместе. Лилия и Пижма…

Я проснулась, вспомнив, что вчера уснула не в своей постели и сейчас лежу между двумя флерсами. Лиан пошевелился, плотнее прижимаясь ко мне, и почти раскрыл крылья; привычный аромат утреннего луга и лилий победил. Я с улыбкой обернулась на спящего собственника и полюбовалась искристыми белыми с нежно-зеленой окантовкой крыльями, а после придвинулась к Пижме, вдыхая его запах. Отчего-то аромат горчавки казался очень приятным и родным, близким. Ну конечно, Календула… В полудреме я погрузилась в воспоминания, перебирая бледно-желтые волосы Пижмы. Отчетливо я помнила только наше прощание, когда Календула передал мне свою силу, до этого – только чувства и ощущения: что-то родное, радостное, надежное и теплое, но никаких событий или эпизодов.

Из задумчивости меня вывела какая-то перемена, что-то произошло. Я закрыла глаза и прислушалась, не услышав ничего, решила, что мне показалось и… ойкнула раньше, чем успела что-то понять.

Пижма смотрел на меня. Не вдаль, не сквозь, а на меня. Лиан, проснувшийся от возгласа, уставился на Пижму, выглядывая из-за моего плеча. Флерс перевел взгляд на него.

– Урра! – белый вихрь взметнулся с тахты. – Ура! Ура! Ура! Очнулся!

Лиан скакал взбесившейся бабочкой, и мы с Пижмой, удивленные в равной степени, таращились на него. Не знала, что Лиан способен так радоваться… как Фиалочка до взросления.

– Очнулся! – финальный прыжок окончился на тахте. – Ты нас помнишь? – тут же насел он на Пижму, тот отрицательно покачал головой.

– Я Лиан, Лилия. Это наша матушка-хозяйка Пати.

Я опять вздрогнула при слове «матушка».

– А Календула? – спросил Пижма, и Лиан враз «потух». – Мне показалось, тут был Календула, хотя как такое возможно?

– Пижма, – я обняла такого несчастного и беззащитного флерса. – Календула мой младший отец, но его давно нет на этом свете.

– Значит, показалось, – от этих слов я не выдержала и вспыхнула холодноватым светом жалости, Лиан безотчетно поймал и разделил силу на троих.

Пижма принял подарок, но явно был не в восторге от него, слишком холодным он вышел.