оглушительную сирену, перепугав не только ящериц, но и птиц, которые с криком взмыли вверх, и Ручейка, не понявшего, откуда идет такой страшный вой.

В следующую секунду Гай-до коснулся земли. Пашка включил внешний микрофон и закричал:

— Не бойся, Ручеек, это я, Павел Гераскин!

Ящерицы постыдно улепетывали.

Пашка выскочил из люка и подбежал к Ручейку.

— Ты не ранен? — спросил он.

— Пашка, друг! — обрадовался юноша. — Как хорошо, что ты пришел!

— Тебя не ранили?

— Нет, устал только. Я боялся, что не хватит сил отбиваться от этой дряни, ведь до Убежища еще далеко.

— Тебе километров пять еще осталось, — сказал Пашка. — Как там дела?

— Не беспокойся, — сказал Ручеек, переводя дух и опускаясь на кочку. — Твои подруги в безопасности, они в доме у Вепря. Никто их не тронет.

— А Белка? — спросил Пашка.

— И Белка там же.

— А ты почему в лес пошел?

— Они начинают поход на день раньше. Об этом Алиса узнала. Она у тебя отважная девчонка.

— Знаю, в одном классе учимся, — согласился Пашка.

— Друзья вывели меня из Города, — продолжал Ручеек, — я должен был взять коня в деревне. Но коней нет, их всех отобрали для похода. Вот мне и пришлось бежать пешком. Всю ночь… Устал страшно.

— Ничего, мы с Гай-до мигом тебя домчим до Убежища.

— Как хорошо! — сказал Ручеек. — А то сил не осталось. И каждая минута на счету.

— Ничего подобного! — раздался сверху пронзительный голос. — Ручеек полетит в Убежище с нами. — Это говорила Алина, которая сидела на большом суку прямо над их головами. — Еще чего не хватало — лететь в железном яйце! Как упадет да как кокнется — костей не соберешь!

— Ну уж, — обиженно сказал Гай-до, — где это вы видели, чтобы я падал и кокался?

— А сегодня утром в лесу? Кто валялся чуть не кокнутый и не мог взлететь?

— Но у меня топлива не было.

— Вот я и говорю, — рассмеялась птица. — Какой же ты летун, если без топлива не можешь?

— А если тебя два дня не кормить, как ты полетишь?

— Хватит, хватит! — приказал Пашка. — Сейчас не время для ссор, друзья!

Алина опустилась на землю и подошла к Ручейку.

— Ну как, полетим или будем глазеть на железное яйцо?

— Не сердись, Алина, интересно, — сказал Ручеек, — я никогда еще не видел космического аппарата. А тем более говорящего.

— В этом отношении я уникален, — сказал Гай-до.

Но тут Ручеек поднял голову и стал прислушиваться.

Птицы тоже насторожились.

— Кто-то едет, — сказал Ручеек, поднимая меч.

— Два коня, — сказала Алина и взлетела на толстый сук.

— Один конь со всадником, второй без всадника, — сказала сверху вторая птица.

Все обернулись в ту сторону, откуда доносился стук копыт.

Между деревьями мелькнуло что-то белое.

В следующую минуту стало ясно: скачут два единорога.

На одном сидела верхом Белка. Второй был без всадника.

— Ручеек! — закричала издали Белка. — Ты живой? Какое счастье!

Единороги одновременно замерли, кося глазами на Гай-до, который стоял среди сломанных ветвей и кучи листьев, сорванных с деревьев при посадке.

Белка спрыгнула с единорога и кинулась к своему Ручейку.

Она плакала от радости. Пышная копна черных курчавых волос скрыла лицо Ручейка. Он гладил Белку по плечам и успокаивал:

— Ну что ты, все в порядке, все живы, здоровы! Я рад тебя видеть.

— Ты ничего не понимаешь, — заговорила сквозь слезы Белка. — Это мое счастье, что единороги убежали от моих братьев. Я выскочила на улицу, темно, вокруг враги… и тут стук копыт. Они тоже меня узнали. Им в Городе плохо было, они воевать не хотят, они в лес хотели, они знали, что я в Городе, и искали меня, а я думала, что все-все погибли, и бородача убили, а Алисочка… — Тут Белка зарыдала.

— Что, — кинулся к ней Пашка, — что с Алисой?

— Их поймали! И Алису, и Ирию. Их поганый Вери-Мери предал, чтоб ему в колодец беспамятства провалиться! Гадкий, поганый, он меня выследил и вкушецов привел! Бородач их у ворот встретил. Он сражался, и Моро-Пари сражался, а их убили… А Ирию с Алисой в собор повезли, там их казнить будут, а я побежала, а единороги меня увидели, они все понимают…

Белка говорила сбивчиво, плакала, сама себя перебивала, но Пашка уже все понял.

— Где? — спросил он. — Где казнить?

— Их повели в собор, а потом к колодцу беспамятства.

— Где это? — обернулся Пашка к Ручейку.

— На холме посреди Города.

— Все! — крикнул Пашка. — До встречи!

— Я с тобой! — Ручеек побежал за ним.

— Справимся, — сказал Гай-до, — у тебя свой долг. Ты забыл, что должен предупредить Убежище?

Пашка прыгнул в люк. Люк мгновенно закрылся. Пашка сел в пилотское кресло. На экране внешнего вида он видел, как Ручеек что-то говорит птицам, и те одна за другой взмывают ввысь. Единороги преклонили колени и опустили к земле золотые рога. Белка и Ручеек вскочили на единорогов. И последнее, что увидел Пашка, прежде чем Гай-до, прорвав листву, вылетел снарядом в небо, были скачущие по лесу на прекрасных белых единорогах Ручеек и Белка. Они скакали рядом, держась за руки.

Глава 29

В последний момент

Под гогот толпы воины развязали Вери-Мери, тот ступил на борт колодца, испуганно вращая глазами.

— Нет! — закричал он вдруг. — Я не могу! Я боюсь!

И, сделав неосторожный шаг, упал в колодец.

Все замерли от неожиданности. И слушали… Секунд через десять донесся глухой далекий всплеск… и все затихло.

Дверца шкафа раскрылась, и оттуда выглянул Клоп Небесный.

— Что случилось? — спросил он.

— К сожалению, ваше Беспамятство, — ответил толстый вкушец, — презренный пигмей наказал себя больше, чем мы того хотели.

— Прискорбно, прискорбно! — сказал Клоп. — Но, к счастью, перед смертью он успел завещать нам, вкушецам, свое имущество. А это искупает его грехи. Продолжайте казнь!

Он схватил ближайший мешок с золотом и утянул его в шкаф.

Толстяк прокашлялся и произнес:

— Теперь мы приступаем к казни двух женщин, пришедших к нам с заданием помников. Одна из них старалась убить самого Повелителя Радикулита. Вторая нападала на поклонов. Так как наша задача — искоренять террор во всех его видах, мы этих подглядчиц обязаны казнить. Какую первой? — обернулся он к приоткрытому шкафу.

— Вместе, вместе! — отозвался Клоп Небесный из шкафа. — И не отвлекай меня, я считаю завещанное имущество.

Из шкафа слышался звон монет.

Воины вывели Алису и Ирию из клетки.

И тут по толпе прокатился гул возмущения. Жители столицы привыкли к казням, даже любили на них глазеть. Но казнить беспамятством девочку — этого еще не случалось. Да и красота Ирии