Превозмогая боль, он сбросил скорость в верхних слоях атмосферы. Вид планеты менялся в знакомом ритме: сначала огромный выпуклый сфероид с клочьями облаков, потом зеленовато-голубая чаша, края которой задирались вверх, и наконец плоская поверхность, усеянная разноцветными пятнами равнин, озер и гор. Он мчался по меридиану, от южного полюса к северному, едва успевая отметить особенности рельефа. Промелькнул узкий и длинный южный материк, похожий на Кубу, только раз в двадцать покрупнее; за ним – морс или, скорее, пролив, отделявший его от самого большого континента. Он был таким, как привиделось в недавнем Сне: неширокая прибрежная равнина в тропической зелени, горная цепь и лежавшая за ней земля с лесами и степями, озерами и реками. Некоторые водоемы были велики, и, проносясь над ними подобно метеору, Коркоран наблюдал, как в чистых хрустальных водах отражается солнце. Заметить что-либо еще ему не удавалось: полет был стремительным, а от терзавшей его боли туманились мысли. Правда, он успел подумать, что этот мир не хуже Гондваны и даже, быть может, лучше – ведь на Рооне уже обитали разумные, благоустроившие планету. И он, Коркоран, был мессией, явившимся, чтобы их изгнать! Или уничтожить, если они не подчинятся.

В этом была справедливость, диктуемая не только соображениями мести, но, как чудилось ему, вселенскими законами, независимыми от воли человека, определявшими суть Мироздания с момента Большого Взрыва. Один из них гласил, что действие равно противодействию, и, значит, всякая раса в Галактике, всякая тварь, разумная или не очень, вправе отвечать ударом на удар. Концепция ответного удара во все времена и эпохи являлась на Земле аксиомой и не подвергалась сомнению; вопрос был не в том, отвечать или нет, а в том, хватит ли сил на ответное действие. И хотя коммодор Врба говорил, что не надо спешить с метателями плазмы и аннигиляторами, то и другое имелось в наличии, как самый веский аргумент в любых переговорах и контактах. Впрочем, если даже оружие не выстрелит, аксиома не изменится – само появление земной флотилии было ответным ударом.

Повинуясь мысли Коркорана, модуль резко пошел вниз. Скорость упала до нескольких метров в секунду, зеленый ковер растительности под днищем аппарата сменили скалы, бесплодные осыпи, пологие склоны гор, расцвеченные кое-где яркими пятнами мхов или лишайников. Тут, вероятно, дули ветры, сражаясь с камнем миллионы лет, – остроконечных пиков Коркоран не видел, зато попадались причудливые утесы, напоминавшие то индийский храм, то резную китайскую пагоду. Бугристую поверхность плоскогорья рассекало множество трещин, казавшихся с высоты паутиной тонких темных нитей, наброшенной на холст, который загрунтовали коричневым, желтым и серым. Спуск продолжался, приближая к аппарату каменный холст, и трещины стали превращаться в глубокие каньоны; солнце освещало их верхнюю часть, заставляя поблескивать частицы кварца и слюды, но дна не было видно. Решив, что эти трещины могут служить идеальным укрытием, Коркоран направил модуль в одно из ущелий, заставил его повиснуть меж обрывистых стен и огляделся. Кажется, он увидел дно – в ста-ста пятидесяти метрах… Оценить расстояние удалось с трудом: кожа его горела, голова кружилась, и силы были на исходе.

Он посадил аппарат, вылез из кокона и замер, упираясь ладонями в стену. Ноги его дрожали, на лбу выступил пот, и где-то внутри происходили странные пертурбации: сердце опять становилось сердцем, легкие – легкими, а не агрегатами дьявольской машины. Коркоран услышал щелчок контейнера, потом к его лопатке прижался холодный металл, и кожу будто на мгновенье оттянули – сработала вакуумная присоска ампулы.

– Ну как? Получше? – спросил Зибель, убирая медицинский блок в карман рюкзака.

– Будь она проклята, эта жестянка… – пробормотал Коркоран и стал одеваться. Натянул комбинезон и башмаки, отдышался, чувствуя, как транквилизатор возвращает мышцам упругость, и спросил: – Тебе удалось что-нибудь заметить? Строения, посадочные площадки, экипажи, любой интересный объект… Что ты видел, Клаус?

– Строения… да, строения, экипажи, машины, сельскохозяйственные угодья, – протянул Зибель. – Кое-что попадается, но масштабы скромные, скажем так. На поверхности земли жилища тхо и небольшие рассредоточенные производства. Никаких астродромов, никаких предприятий, сравнимых с тем, которое мы видели на Обскурусе. Мы… – Помедлив секунду, он уточнил: – Мой народ мало знает о цивилизации фаата Третьей Фазы – я имею в виду не технологию и не амбиции правителей, а обычную жизнь. Теперь мне известно немного больше. Пока мы летели, я прозондировал ментальные поля на южном и северном континентах. Есть полости и пещеры, особенно в горах у моря, и все они обитаемы… есть сотни три мозгов, мелких и средних даскинских тварей, тоже укрытых под землей… есть арсеналы с техникой, есть шахты, где добывают сырье, есть центры воспроизводства – то, что вы называете инкубаторами… есть некое подобие лабораторий… Что еще тебя интересует?

– Планетарный пункт контроля, если такой имеется. Ну и место, где выращивают мозги. Самых крупных квазиразумных.

– Такие есть на побережье. Я отметил пару… крупные, крупнее прочих, но пока что в стадии развития – их, вероятно, выращивают для верфи на Обскурусе. Что до пунктов контроля, то на каждом материке свой. Три континента, три Связки, три управляющих органа… Местный, думаю, прячется в недрах прибрежного хребта. Можешь сам проверить. Если уж ты дотянулся до нашей флотилии, то прощупать планетарный фон для тебя пустяк.

Но Коркоран ничего проверять не пожелал, так как посадка его изрядно вымотала. Они активировали робота-стража, покинули модуль, полюбовались, как серебристый паучок ловко карабкается по стене каньона, а когда тот добрался до плоскогорья и произвел замеры, выяснили, что темнота наступит через три часа двадцать семь минут. Затем открыли ящик с консервами, перекусили в сумраке и прохладе, среди живописных гранитных глыб, разбросанных тут и там, после чего Коркоран занялся боевыми роботами, а Зибель стал программировать информзонд, закладывая в его память карту, отснятую курсовым компьютером, и диктуя свои примечания.

Две боевые машины были самым объемным грузом в их снаряжении. Включив программу развертки, Коркоран наблюдал, как металлические сундуки преобразуются в массивных гигантов с шестью конечностями, пальцами-клешнями и орудийными полусферами, выступавшими там, где верхняя пара рук сочленялась с корпусом. После завершения метаморфозы он послал одного робота наверх, к пауку-стражу, другого оставил в ущелье. Их главная задача состояла в охране модуля, но при необходимости они могли послужить транспортным средством, носильщиками, землекопами и передвижными установками для физико-химических анализов. Правда, только в пункте приземления – вряд ли Зибель мог телепортировать куда-то эти машины, весившие больше тонны.

Стемнело, и в узкой полоске небес, видимой из ущелья, вспыхнули звезды. Зибель закончил работу – тонкий цилиндр информзонда бесшумно приподнялся над модулем, замер на мгновение и блестящей стрелкой умчался в зенит. Силы Коркорана восстановились; вскрыв контейнер с оружием, он закрепил на правом запястье миниатюрный лазерный разрядник, на левом – устройство фиксации и связи в виде браслета, подвесил к поясу метатель плазмы, сунул в рюкзак батареи, пищевой концентрат, флягу и аптечку. Потом закрыл глаза и прислушался.