Потянувшись через стол, Марина Игоревна отобрала у мужа пульт и выключила телевизор.

– Ты знаешь, что у него на голове? – удивлено спросил Кулешов.

– Что? – рассеянно и равнодушно откликнулась она.

– Немецкий танковый шлем!

– Ну и что? Кто про что, а вшивый про баню… Меня больше интересует не то, что у него на голове, а то, что в ней!

– В голове или в штанах? – не удержавшись, язвительно уточнил Сергей Аркадьевич.

– Соберись, – сказала Марина Игоревна, – протрезвей хотя бы на пару минут и включи мозги, если они у тебя есть. Ты что, не видишь, что это именно то, что нам нужно?

– Не вижу, – честно признался Кулешов. – А что именно нам нужно, если не секрет?

– Второй Пагава, – коротко и исчерпывающе ответила жена. – А это он самый и есть. Причем говорит об этом не стесняясь, практически открытым текстом.

– Да? – удивился Кулешов. – Наверное, я что-то пропустил.

– Место в очереди за серым веществом, – подсказала Марина Игоревна. – Да разуй же ты глаза! Посмотри хотя бы, как он одет, что у него за часы, на чем он ездит… Так, по-твоему, должен выглядеть уволенный из вооруженных сил подполковник? Четыре года в бегах, да где, а ты погляди на него – принц крови, да и только! Думаешь, он прикупил свои часики на зарплату докера в каком-нибудь вонючем африканском порту? Компенсация ему не нужна… А почему? Да потому, что денег куры не клюют! Прибавь сюда то, что он служил в ГРУ, плюс обвинения в торговле оружием…

– Обвинения сняты, – напомнил Сергей Аркадьевич.

– Кто бы говорил! – с неимоверным сарказмом воскликнула мадам Кулешова. – И кому. Можно подумать, ты не знаешь, как это делается. Подождал, пока немного уляжется пыль, нашел нужного человека, дал денег – думаю, дал немало, – и дело в шляпе: обвинения сняты, подозрения рассеялись, как утренний туман… Можно возвращаться домой и, сидя в дорогущем ресторане, толкать речи о чести, достоинстве и торжестве справедливости… Ты должен с ним встретиться. Просто обязан.

– Ну, не знаю, – неуверенно протянул слегка ошарашенный этим неожиданным, сделанным приказным тоном заявлением Кулешов. – Во-первых, я бы дождался возвращения Пагавы…

– Твой Пагава уже отличился, – безапелляционно отмела это слабое возражение жена. – Я больше не хочу о нем слышать.

– А во-вторых, – добавил Сергей Аркадьевич, – ты сама на него посмотри. Это же явный проходимец!

– Полностью с тобой согласна. Да, проходимец и авантюрист. Судя по виду, удачливый, неглупый, дерзкий, с деньгами, связями, специальной военной подготовкой и опытом как раз в той сфере деятельности, которая нас в данный момент интересует. Тебе не кажется, что это точный портрет идеального торгового представителя, способного незаметно протащить через полмира десяток-другой твоих консервных банок?

– Не знаю, – повторил Кулешов. – Это надо хорошенько обдумать. Такие вопросы с кондачка не решаются. Не хотелось бы из-за излишней поспешности угодить в серьезный переплет.

– А мне не хотелось бы и дальше подсчитывать убытки, пока ты будешь сидеть тут, лакать коньяк и глубокомысленно ковырять в носу, – не терпящим возражений тоном заявила Марина Игоревна.

– Дался тебе этот коньяк! А что мне пить, чтобы ты была спокойна, – денатурат?

– Чтобы я была спокойна, меня нужно избавить от необходимости силой переставлять тебе ноги, – сообщила Марина Игоревна. – Повторяю, ты должен с ним встретиться и поговорить. Возможно, ты прав, и он не заслуживает доверия. Но выяснить это, сидя перед телевизором, нельзя, для этого нужно оторвать пятую точку от дивана и что-то предпринять. Когда к вам на завод приходит очередная партия?

– Где-то через месяц. – Сергей Аркадьевич раздраженно пожал плечами. – Точнее сказать не могу, это зависит не от меня, а от командиров частей и оперативности комиссий по списанию. А какая у них оперативность, не тебе рассказывать. Сказали – месяц, а в действительности эта резина может растянуться на полгода, а то и на год… Воистину, реформа нашей армии необходима позарез!

– Этим займусь я, – решительно произнесла Марина Игоревна и резко встала, демонстрируя полную готовность незамедлительно перейти от слов к делу. – Я их так отреформирую, что они тебе эти танки завтра на своем горбу приволокут!

– Завтра не надо, – запротестовал Сергей Аркадьевич.

– Да завтра и не получится, я же не волшебная фея, – неожиданно вспомнила о скромности Марина Игоревна. – Но через месяц вся запланированная партия будет у тебя. А твоя задача – найти покупателя и посредника, который осуществит сделку. И я уверена, что этот Семибратов – лучшая кандидатура, которую только можно себе представить.

– Поживем – увидим, – без видимого энтузиазма произнес Кулешов.

Ему было тревожно и неуютно. Он ясно видел, что у жены уже все решено и подписано, что она чересчур торопится – торопится опасно, непозволительно и неразумно. И так же ясно понимал, что все, как обычно, будет по ее. Марина Игоревна была искренне убеждена в том, что поговорку «сколь веревочке ни виться…» придумали не про нее; до сих пор ей удавалось все, что бы она ни задумала, за что бы ни взялась, и на этом основании она свято верила, что так будет всегда.

Спорить с ней было бесполезно, да не очень-то и хотелось: деньги Сергей Аркадьевич любил ничуть не меньше, чем жена, и потерю крупной партии товара, которую так бездарно прохлопал Пагава, переживал намного острее и болезненнее, чем старался показать. Оставалось лишь надеяться, что Марина, как обычно, окажется права, и злодейка-судьба, не устояв перед ее бешеным, истеричным напором, дрогнет, склонит голову и покорно сделает все именно так, как хочется госпоже Кулешовой.

Когда Марина ушла, Сергей Аркадьевич налил себе новую, уже вполне умеренную порцию коньяка, подошел к стеклянной горке и, открыв дверцу, стал для успокоения нервов бережно перебирать игрушечные танки – экспонаты своей малой домашней коллекции, собранной еще в те времена, когда у него не было полигона и настоящих боевых машин.

– Ну, как вам? – дождавшись конца интервью и выключив телевизор, спросил Глеб.

Федор Филиппович помедлил с ответом, глядя в потемневший матово-черный экран. За окном постукивал осторожными пальцами по жестяному карнизу редкий, медленный дождь, в сером небе кружили черные птицы – то ли галки, то ли вороны, издалека было не разобрать. На том краю стола, что ближе к генералу, остывал в фарфоровой чашке недопитый чай; на другом конце, подстелив газету, Сиверов чистил «парабеллум» – трофей, добытый в ходе давней операции. Выполненный на заказ из нержавеющей стали, заново отполированный, старый пистолет сверкал, как серебряное ювелирное украшение, и как нельзя лучше соответствовал фанфаронскому, фатоватому образу, который в настоящее время старательно создавал Глеб.

– На мой взгляд, грубовато, – сказал, наконец, генерал Потапчук. – Слишком уж в лоб. Не интервью, а объявление в газете: «Ищу место продавца оружия, имею опыт нелегальной работы».