— Они до сих пор винят Колума в смерти их дочери?

— Я пыталась объяснить им, что это была естественная смерть при родах, но они не хотят и слышать об этом.

— А Фенимор?

— Он живет в Тристан Прайори со своей женой, когда не в море. Думаю, с их мальчиком тоже все хорошо.

— Конечно, внук восполнит потерю дочери.

— Да, я уверена, но естественно, что они до сих пор еще думают о ней. Матушка переменила тему:

— Очень многие верили, что с поражением Армады мы выбили испанцев с моря, но это не так. У них все еще сохранились опорные пункты в Америке, и сэр Уолтер Рейли, граф Камберленд, при поддержке Лондона собирает военный флот, чтобы атаковать их укрепления в Америке.

— Значит, опять будет война?

— Мы всегда будем воевать с испанцами, говорит твой отец. Они рассеяны по всему свету, у них везде есть территории.

— Но мы же победили великую Армаду?

— Да, слава Богу! Хорошо, если бы они выводили в море свои корабли только торговать — без пушек и оружия, потому что они не нужны будут им.

— Ты хочешь невозможного: чтобы все были миролюбивы, как ты.

— Если бы они были такими, никто не поднял бы руки на другого.

— Дорогая мама, было бы чудесно, если бы все так считали! Но люди так не думают, и я не сомневаюсь, что даже эта торговля принесет неприятности.

Она вздрогнула:

— Когда я думаю о наших мужчинах — твоем отце, Карлосе, Жако и Пенне ведь все они моряки! Ты должна быть счастлива, Линнет, что твой муж не уходит в эти продолжительные плавания, когда не знаешь, что происходит с ним и вернется ли он обратно.

Я молчала, думая о штормовых ночах, когда Колум занимался своим «делом». Если бы я могла довериться своей матери! Но я поборола искушение.

Она вернулась в Лайон-корт в сентябре, а в последнюю ночь октября, которую мы называем Хэллоуин — «Канун Дня всех святых» — в мою жизнь вошла женщина из-за моря.

Это была ночь, которой было суждено повлиять на всю мою жизнь. Этот праздник всегда отмечался всеобщим волнением. В Корнуолле в это время года погода обычно была мягкая и сырая. Кусты были покрыты паутиной, к которой прилипли маленькие водяные шарики, как сверкающие драгоценные камни. Лужайки усеяны листьями всех оттенков коричневого цвета, от золотого до красновато-коричневого, а деревья поднимали к небу оголенные ветки, образуя кружева, что придавало им красоту даже при отсутствии листьев.

Дженнет болтала о всяких страстях: Хэллоуин — это ночь, когда ведьмы летят на своих метлах на шабаш, но где это происходит, знают только они, и горе тому, кто выйдет на улицу в полночь. Дженнет рассказала, что много лет тому назад такое приключилось с одной из женщин. Больше ее никто не видел в том виде, как ее знали. Она превратилась в черную кошку, которая бродила в поисках кого-нибудь, кто продаст свою душу дьяволу в обмен на определенные милости.

— Так что, госпожа, не выходите на улицу в Хэллоуин! Думаю, будет сильный шторм, — предсказала Дженнет, вздрогнув, — но ведьмы не обращают внимания на погоду.

Когда стемнело, на бугре за оградой замка зажгли костер. Я закуталась в плащ и взяла с собой детей, но я не разрешила им подходить близко к огню, потому что поднимался ветер и искры могли быть опасными. Коннелл, которому было уже три года, был непоседой, поэтому я позвала с собой Дженнет, чтобы она помогла мне справиться с детьми, если они расшалятся.

Слуги танцевали вокруг костра, а когда он потух, они собрали золу, которую надо хранить.

— Она принесет удачу, — сказала Дженнет, — защитит от дурного глаза. Я дам вам немного, господин Коннелл, и вам тоже, госпожа Тамсин.

Дети смотрели во все глаза, а Коннелл расспрашивал о ведьмах. Я не хотела, чтобы Дженнет напугала их, поэтому сказала, что были и хорошие ведьмы — белые, которые лечили заболевших людей.

— А я хочу увидеть черную ведьму! — объявил Коннелл.

В тот вечер трудно было уложить их спать. Ветер крепчал и издавал зловещий свист по всему замку. Я чувствовала себя тревожно, потому что надвигался шторм. Это была одна из тех ночей, когда Колума не было со мной, и я знала, что это означало, — какой-нибудь корабль терпел крушение. Такое случалось и раньше. Я лежала в постели, испытывая ужасное беспокойство. Было уже около полуночи, но я знала, что уже не усну. Я думала о тонущем корабле, о Колуме и его людях, плывущих за трофеями.

Почему никогда никому не удавалось спастись? И, повинуясь какому-то чувству, я встала. Я не могла лежать в ожидании, позволяя воображению рисовать жуткие сцены: я должна знать, что происходило. Я надела плащ с капюшоном, непромокаемые сапоги и вышла из замка.

Ветер сразу же набросился на меня, стараясь сбить с ног. Пробираясь по стене, я вышла на тропу. Было трудно устоять на ногах, но я почти ползком добралась до берега. С подветренной стороны замка было небольшое укрытие. Я видела темные силуэты, бегающие туда-сюда почти у самой кромки воды. Волны поднимались, как гигантские чудовища, и с грохотом опускались на песок. Я слышала, как Колум крикнул:

— Нельзя еще выходить, подождем немного! Значит, там был корабль, крепко схваченный «Зубами дьявола». Ветер сорвал с меня капюшон, волосы разметались во все стороны. Ветер и дождь хлестали по юбке, они слепили меня.

Пока я стояла там, съежившись, передо мной замаячила фигура.

— Боже мой, что ты тут делаешь? — закричал Колум.

— Там корабль! — крикнула я в ответ. — Можно ли что-нибудь сделать?

— Что сделать? В таком море? Уходи, уходи немедленно!

Он взял меня за плечи. Я плохо видела его лицо, но даже по тому, что мне удалось увидеть, — в нем было что-то сатанинское.

— Не смей больше выходить, возвращайся! Делай, что я тебе говорю.

— Я хочу помочь…

— Иди домой, этим ты поможешь! — Он оттолкнул меня, и я пошла, спотыкаясь, к замку.

Если бы я могла чем-нибудь помочь тем людям на корабле, которых я не видела, но знала, что они там, я бы не подчинилась ему, но я ничего не могла сделать.

Я дошла до укрытия и прислонилась к стене. Я дрожала от холода, потому что одежда была мокрой от дождя и набегавших волн. Тут я увидела людей, идущих с мулами в нашу сторону. У каждого в руке был фонарь, они направлялись в Морскую башню.

Я вошла в замок, сняла мокрую одежду и досуха вытерлась. Меня тошнило от пережитого ужаса. Что-то говорило мне, что я не все узнала о том, что происходит в такие ночи.

Я завернулась в халат и подошла к окну. Ничего нельзя было различить, так было темно. И ничего не было слышно, кроме завывания ветра да ударов о камни разъяренных волн.

Я не стала ложиться, зная, что не усну. Колум так и не пришел спать в ту ночь. С рассветом шторм утих, ветер уже не так громко завывал, волны из последних сил наваливались на стены замка, израсходовав ночью весь свой гнев.