Вот только врагов теперь у Америки было куда больше. А друзей — почти не было. Те, кого купили за подачки, — это не друзья. Это холопы.

И в этой предвыборной истерии, долгой и безумной президентской кампании, с концом, приперченным вспышкой боевых действий в Афганистане, в ПОСЛЕДНЕЙ президентской кампании в истории США, — никто так и не задался вопросами, которые стоило бы задать, чтобы не допустить того, что произошло потом. Кто так дьявольски точно подгадал момент общего выступления талибов? Кто сумел так ювелирно просчитать политические последствия всех этих событий? Кому надо было, чтобы на смену не совсем опытному американскому президенту пришел совсем неопытный и вдобавок радикальный? С какой целью вообще началось выступление талибов в Афганистане, какие цели они вообще преследовали этим своим выступлением? Откуда у талибов появились винтовки, пробивающие броню MRAP, пули с металлокерамическим сердечником, бронежилеты и ПЗРК? Кто и с какими целями дал им все это?

Никто так и не попытался ответить на все эти вопросы. А стоило бы…

Полковник Главного разведывательного управления НОАК, известный как Джозеф Ли, он же Томас Вудроу, он же Шинь Мо, он же Алеф, он же Игорь Дмитриевич Воротов, обычно носил личину «крутого парня». Это значило — черная кожаная куртка, джинсы и черные очки. Он был одновременно полковником китайского ГРУ, членом одной из мафиозных группировок, входящей в триаду «Девять», и секретным сотрудником китайской партийной разведки. Два года он жил в России и поэтому знал русский язык, здесь он находился чуть меньше года — но уже умел объяснить, что ему надо, на пушту, урду и арабском — как и положено офицеру разведки, он уделял немало внимания знанию иностранных языков. Здесь, в Пешаваре, он жил под сложной легендой — по ней он был тайным сторонником уйгуров-мусульман, которых в Китае жестоко преследовали, и одновременно полковником НОАК, военным и техническим специалистом. В Пешаваре теперь благодаря его стараниям на базаре было восемь больших палаток, где торговали китайским шмотьем и дешевыми хозяйственными и электронными товарами, все это доставлялось «с использованием служебного положения» — то есть когда на аэродроме садился самолет китайских ВВС, то там был и шмурдяк для полковника. Продавцы работали у него на полурабском статусе, платил он им мало, но зато защищал от поборов, а двоих, которые попытались «поставить крышу» его палаткам, он убил. Все это он делал не потому, что был разложившимся и коррумпированным, а потому, что того требовала его легенда, по ней он должен быть именно разложившимся и коррумпированным, чтобы здесь к нему относились с пониманием. Кроме того, эти восемь палаток давали достаточно средств для существования и ему, и нескольким другим офицерам китайского разведывательного пункта в Пешаваре — таким образом, они выполняли свою работу, не требуя с центра финансирования, и Пекин был этим доволен. Талибы, с которыми он работал, относились, к полковнику с пониманием, потому что они и сами добывали средства к существованию именно таким способом. Убив двоих, полковник показал, что с ним надо считаться, — и его поступок был правильным, потому что другого отношения местные не понимали.

Что же касается самого полковника — он относился к местным со странной смесью уважения и брезгливого непонимания. Он читал Коран и читал те книжонки, которые тут читали вместо Корана, он уважал тех, кто идет на верную смерть, но презирал их за то, во имя чего они это делают. Семьдесят две девственницы в раю — ну что за бред-то такой?! И почему именно семьдесят две? Ну, хорошо, допустим, на три месяца их, наверное, хватит — но написано же, что у них после каждой ночи зарастает. И что, скажем, делать с этими семьюдесятью двумя девственницами, зачем их столько — не одна, не две, не три, а именно семьдесят две? Вывод — это сущий бред, рассчитанный только на тех, кому при жизни и одну-то девственницу познать — проблема, не говоря уж о семидесяти двух. И вот из-за этого — взрослые люди идут на смерть.

Или правление талибов и их намерения. Для полковника это казалось безумием и мракобесием, попробуй кто-то установить подобное в Китае — их бы моментально изолировали и расстреляли, да он сам бы лично счел за честь расстрелять таких. Причем — всех до единого.

Увы — но с ними пока приходится иметь дело.

Утром восьмого дня наступления полковник проснулся, как и всегда — ровно в шесть часов тридцать минут по местному времени. Он спал не на кровати, а прямо на полу, как японцы, и спал в одежде, чтобы можно было, проснувшись, сразу бежать, если потребуется. Проснувшись, он двадцать минут потратил на зарядку у-шу, еще десять — на обливание холодной водой, потому что он жил в квартале, где никакой другой не было. Впрочем, если бы и была, он все равно облился бы холодной водой, потому что этого требовала система, комплекс подготовки, применяемый в китайской армии. Облившись и постояв минут пять у открытых окон на холодном ветру, он переоделся и достал еду, которую приготовил еще с вечера. Это была китайская лапша с приправами и специями — она остыла и пропиталась этими специями, став намного вкуснее. Полковник старался не есть ничего горячего, потому что горячее теряет свой вкус и наносит вред организму. Тот же холодный чай из зеленых листьев, который он любил, когда горячий — это не чай, а обжигающее внутренности варево.

Позавтракав, полковник сел прямо на полу, включил Интернет. Интернет-карту он менял каждый месяц, в Интернете вел себя пассивно — старался нигде не регистрироваться, ничего не писал, ни с кем не спорил — а только искал и читал то, что ему было нужно. В том числе — инструкции ему, которые передавались в виде аналитических статей с «двойным дном», вывешиваемых на одном малоизвестном, но доступном форуме. Форум был на китайском, лишние люди туда не заглядывали — а все посещения и регистрации этого форума отслеживались китайской разведкой.

Полковник на вид совсем не был похож на китайца. Последние двадцать лет, когда Китай жил относительно хорошо и многие китайцы впервые за долгое время смогли питаться досыта, привели к появлению «долговязых», так звали китайцев, которые ростом вымахали за сто семьдесят пять сантиметров. Полковник же, несмотря на свои сорок с небольшим лет, имел рост метр восемьдесят два и совершенно не китайский разрез глаз, хотя у него были черные, жесткие, типично китайские волосы. Все дело в том, что полковник, который уже и не помнил свое настоящее имя, родился в Харбине и был примерно на три пятых русским — два прадеда его были белогвардейцами, русская кровь в нем была и со стороны матери. Китайцы обычно плохо к этому относятся, в душе все китайцы националисты, но полковник своей работой заслужил уважение и доверие, он был образцовым членом партии и всегда выполнял то, что ему было поручено. Кроме того, китайская кровь делала его весьма изобретательным в делах торговых, и, создавая разведывательные сети, он обычно маскировал их под коммерческие предприятия, чтобы они могли существовать на принципах самофинансирования и не требовать денег из Пекина. Это — тоже ценилось.

Кстати, про торговые дела…

Просмотрев нужные ему сайты в Интернете и поняв, что все идет так, как они и планировали, полковник достал из тайника «беретту», американскую, а не китайскую, и сунул ее за пояс — это было вполне оправданно, потому что район был плохим, и тут часто грабили. Нетбук он сунул в карман куртки, специально нашитый, — он носил его всегда с собой на всякий случай. Закрыв дверь и незаметно оставив «контрольку» — волос на косяке, — он спустился по вонючей лестнице к машине. Прежде чем заниматься делами государственными, надо было принять выручку и разобраться с товаром. Выручку он принимал не как все хозяева вечером, а утром следующего дня. Вечером просто не было времени.