Это было очень верное замечание, и, к своему удивлению, Шарлотта поймала себя на том, что засияла от удовлетворения. А ну-ка, ответьте вот на это! Откуда Джером брал деньги?

Но когда настала очередь Лэнда, тот не медлил ни мгновения.

— Мистер Джером, у Артура Уэйбурна имелись карманные деньги?

На лице Джерома не дрогнула ни одна жилка, но он сразу же догадался, к чему клонит прокурор.

— Да, сэр, он так говорил.

— У вас есть основания в этом сомневаться?

— Нет — у Артура были деньги.

— Следовательно, он мог сам заплатить за проститутку, не так ли?

Полные губы Джерома едва заметно скривились в горькой усмешке.

— Не могу сказать, сэр, вам лучше спросить у сэра Энсти, какое содержание он выделял своему сыну, а затем выяснить — если вам это до сих пор не известно, — какие расценки у проституток.

Затылок Лэнда — та его часть над воротником, которая была видна сидящей сзади Шарлотте, — стал свекольно-багровым.

Но это же было чистое самоубийство! Пусть присяжные не питали особой любви к прокурору, но Джером восстановил против себя всех. Он по-прежнему оставался педантом, и в то же время ему не удалось снять с себя обвинение в гнусном преступлении против жертвы, возможно, избалованной и не внушавшей симпатий, но, тем не менее, остающейся — по крайней мере в памяти — ребенком. Для облаченных в черные мантии присяжных Артур Уэйбурн был беззащитным и уязвимым подростком.

Подытоживая позицию обвинения, Лэнд напомнил все это. Артур был изображен светлыми красками, без единого пятнышка, в то время как Джером заразил его, отравил в самом начале долгой и плодотворной жизни. Над несчастным юношей грязно надругались, его предали и, наконец, убили. Во имя его памяти общество должно беспощадно уничтожить чудовище, совершившее эти страшные злодеяния. Это должно будет стать актом самоочищения!

Решение присяжных могло быть только одно. В конце концов, если Морис Джером не убивал Артура, то кто это сделал? Что ж, резонный вопрос. И ответ на него очевиден — никто! Даже сам Джером не смог предложить ничего другого.

Все складывалось в единую цельную картину. Не было никаких лишних кусков, не было ничего такого, что тревожило сознание, требуя разъяснения.

Задавался ли кто-либо вопросом, почему Джером совратил подростка, надругался над ним, а затем убил? Почему просто не продолжал и дальше свои гнусные занятия?

Возможных ответов было несколько.

Быть может, Артур надоел Джерому, точно так же как надоел ему Альби Фробишер. Его аппетиты постоянно требовали чего-то нового. Избавиться от Артура, теперь уже познавшего разврат, было не так-то просто. Его услуги не покупались, в отличие от услуг Альби, его нельзя было просто бросить.

Не для того ли Джером водил Артура к Абигайль Винтерс? Чтобы пробудить в нем чуточку более естественные потребности?

Однако сам он слишком хорошо сделал свое дело: мальчишка был уже необратимо испорчен, и женщины его нисколько не интересовали.

Артур превратился в обузу. Его ласки надоели, наскучили Джерому, который теперь жаждал более юной и более невинной плоти — такой, какую могли предложить Годфри или Титус Суинфорд. Оба мальчика дали показания. А Артур становился все требовательнее, все настойчивее. Быть может, преисполненный отчаяния, осознав собственное падение — да, собственное проклятие, это слово не является чересчур сильным! — он даже превратился в угрозу.

Поэтому его пришлось убить. И его тело было сброшено в такое место, где, если бы не сочетание небывалого невезения и отличной работы полиции, оно никогда не было бы опознано.

— Господа, приходилось ли вам сталкиваться с более очевидным делом — и с более трагическим, более омерзительным? Ваш вердикт может быть только один — виновен! И приговор также будет один!

Присяжные отсутствовали меньше получаса. Они вернулись в зал с каменными лицами. Джером встал, напряженный и мертвенно-бледный.

Судья попросил старшину присяжных объявить решение, и тот повторил ответ, который уже давно вынес безмолвный зал:

— Виновен, ваша честь.

Судья водрузил на голову черную шапочку. Зычным, громогласным голосом он объявил приговор:

— Морис Джером, коллегия присяжных равного с вами статуса признала вас виновным в убийстве Артура Уильяма Уэйбурна. Приговор суда следующий: вас отвезут назад туда, откуда привезли, после чего не позднее чем через три недели доставят к месту казни, где вы будете повешены за шею и удушены насмерть. Да смилостивится Господь над вашей душой!

Шарлотта вышла на ледяной ноябрьский ветер, полоснувший ее острыми ножами. Однако ее онемевшая плоть, сраженная потрясением и страданиями, уже не чувствовала новую боль.

Судебный процесс должен был стать для Питта завершением дела. Инспектор собрал все доказательства, какие только можно было найти, и произнес в суде присягу говорить только правду, беспристрастно, не ведая страха. Присяжные нашли Мориса Джерома виновным.

Томас не ждал удовлетворения. Это была трагедия несчастного одаренного человека, не имеющего возможности раскрыть свои таланты. Изъяны в характере Джерома лишили его возможности преуспеть на научном поприще, где ему с таким непокладистым характером мало на что можно было рассчитывать. Он никогда не смог бы стать равным — этого он был лишен по своему рождению. У него были способности, но не гениальность. Улыбка, немного лести — и Джером мог бы получить завидное место. Если бы он умел научить своих учеников любить его, доверять ему, он мог бы оказывать влияние на знатные семейства.

Однако в этом Джерому мешала гордость; во всех его действиях сквозило полное неприятие сословных привилегий. Похоже, он так и не научился ценить то, что у него было, вместо этого зацикливаясь на том, чего у него нет. Вот в чем заключалась истинная трагедия — всего этого можно было бы избежать.

Ну, а сексуальные извращения? Что их определяло в первую очередь, тело или сознание? Природа лишила Джерома обычных радостей, свойственных мужчине, или же внутренний страх гнал его прочь от женщин? Нет, несомненно, бедняжка Эжени должна была это знать. За одиннадцать лет совместной жизни это должно было бы неизбежно проявиться! Несомненно, ни одна женщина не может быть настолько наивной, чтобы не разбираться в основополагающих потребностях природы.

Или все было гораздо отвратительнее — Джеромом двигало стремление подчинить самым интимным, самым физическим способом своих юных учеников — подростков, обладающих привилегиями, которых сам он был лишен?

Питт сидел в гостиной, уставившись на пламя в камине. По какой-то причине Шарлотта сегодня развела огонь здесь, вместо того чтобы, как обычно, накрыть ужин на кухне. Питт был этому рад. Возможно, его жене также хотелось провести вечер у открытого огня, устроившись в мягких креслах, при ярком свете, подчеркивающем блестящий ворс бархатных штор. Эти шторы были непозволительной роскошью, но Шарлотта так их хотела, что они стоили дешевого бараньего рагу и селедки, которыми пришлось довольствоваться в течение почти двух месяцев!