– Прекрасно выглядишь?! – удивленно констатировали все. Даже Саша Большаковский, наплевав на обиду, подошел ко мне и предложил вместе попить чаю.

– Чаю? Давай, – согласилась я. Отчего не попить чаю с хорошим человеком, когда впереди целый рабочий день.

– Знаешь, мне ужасно жаль, что мы с тобой так расстались, – неожиданно признался он. – Я о тебе все время думаю.

– Правда? – удивилась я. Для человека, который обо мне все время думает, он поразительно мало мне звонил. Вообще не звонил, то есть.

– Ты знаешь, мы могли бы все-таки иногда встречаться, – промямлил он. Я вытаращилась. Снова встречаться? Снова с Большаковским? Ну уж нет!

– Мы и встречаемся. На летучках, – ласково процедила я. Саша отвернулся и нахмурился. Интересно, что с ним такое? Я посмотрела на себя в зеркало. Может, меня подменили и теперь я – королева красоты? Местная Клаудия Шиффер? Но из зеркала на меня уставилась все та же Маша Золотнянская. Та же, да не та. Меня как будто кто-то дорисовал, раскрасил акварелью. На щеках появился румянец – вот уж чего не было, того не было. Кажется, даже фигура стала лучше. Может, я неожиданно подросла?

– Любуешься? – поддел меня Славик, мой сегодняшний водитель.

– Не пойму, что не так. Нос, рот – все на месте, – задумчиво смотрела на себя я.

– Это весна. Все расцветает. Даже старые пни и засохшие деревья, – философски заявил Славик.

– Это ты про меня? Это я-то засохшее дерево?

– Нет, – засмеялся он. – Это я – старый пень. Поехали?

– Старый ты пень! – вздохнула я, и мы отправились по нашим привычным кругам ада. Утренние вызовы – похмельные. Людям плохо, но вместо того, чтобы слопать «алка зельцер» или, на худой конец, просто выпить пивка, выпивохи хватаются за сердце и за трубку телефона. Чтобы вызвать нас, естественно.

– Доктор, мне плохо, у меня инфаркт, наверное! – схватился за сердце один такой деятель, обжигая мне своим дыханием лицо. Его квартира как нельзя лучше вписывалась в нашу, чисто профессиональную статистику. Если на искомом этаже из четырех дверей одна – старая, обшарпанная, с вырванными кусками обивки и следами неоднократных бытовых взломов – не сомневайтесь. Идите именно в эту дверь. За ней скрыт ваш пациент.

– Вчера что употребляли? – тактично поинтересовалась я. Он замедлился и посмотрел на меня с обидой.

– Немножко. Доктор, у меня сердце болит!

– Ну, давайте, послушаем, – кивнула я. Похмелье, хоть и имеет другие причины, порой действительно совпадает с различными тяжелыми состояниями медицинского характера. Накладывается одно на другое. А вообще, все, кому не лень, треплются о коротких показателях жизни мужчин. Но, может быть, они просто не видели, как наши мужики пьют? Тут действительно до сердечной недостаточности пара шагов.

– Вот тут болит, – ткнул пальцем в левый карман рубашки мой деятель.

– Прямо вот тут? – немедленно успокоилась я.

– Ага. Очень. Прямо вздохнуть не могу, – продолжал жалобы он. Я не стала ему объяснять, что сердечные боли при инфарктах имеют другие характерные признаки. Ну не локализуются они прямо в точке кармана рубашки. Они опоясывают, часто отдают в спину, под лопатки. И боли эти – тупые, глухие. А у него скорее всего невралгия.

– Сейчас сделаю вам укол, и все будет хорошо, – бубнила я, набирая все ту же всемогущую тройку в шприц. – Только сегодня отлежитесь, и не пейте.

– Доктор, у меня же инфаркт! – неожиданно уперся пациент.

– Нет. Инфаркта у вас нет, – утешила я его. Однако по непонятной причине он совершенно не утешился.

– А я вам говорю – инфаркт. Меня надо госпитализировать.

– Нет, не надо. У вас невралгия. Может, продуло? Вон, у вас окно открыто! – раздраженно объяснила ему я. – Если вас это волнует, можете сходить в поликлинику.

– Да не надо мне в поликлинику. Мне в больницу надо! – отчаянно упирался он. Я задумалась. На самом деле далеко не впервые пациент настоятельно просится в больничную койку. Обстоятельства у людей бывают разные. Может, у него теща приезжает, или ему надо как-то объяснить начальству, почему он не выходит на работу. Справку из больницы мало кто оспорит. Очень уважительный повод. Но у меня всего четыре сопроводительных листка на день. И потом, если я приволоку в больницу мужика, главная проблема которого столь типична для всех российских мужиков – мне не миновать выговора с занесением. Оно мне надо? Или мне одного выговора за спасенного пенсионера мало?

– Я вас госпитализировать не могу. Не показаний, – уперлась я.

– Что за беспредел! – пошел возмущаться страдалец. Кстати, невралгия, видимо, тоже не сильно ему досаждала, уж больно резво но скакал вокруг меня. – Вы, наверное, не профессионал. Сколько вы работаете на Скорой?

– Более чем, – я складывала чемоданчик. Теперь мне перехотелось даже тройку ему колоть. Пусть мучается.

– Вы совершаете врачебную ошибку! – патетическим тоном сообщил он мне и слег на диван. Диван был старый, с торчащими из обивки краями пружин. Я бы на такой не захотела даже присесть. А он завалился, да еще опрокинул на себя полную бычков пепельницу. Я и сама курю, но ничего более противного, чем запах застарелых бычков (особенно залитых какой-то жидкостью, чтобы лучше потухали) – хуже этого я ничего не знаю. Фу!

– Это вы меня тут за дуру держите! – рыкнула я, еле сдерживаясь, чтобы не вылететь из этой ужасной комнаты. Мужик проследил за моим взглядом, увидел рассыпавшиеся бычки.

– Опа! – зачем-то сказал он, и принялся смахивать их на пол. Прямо руками. Мне стало плохо.

– Значит, вы настаиваете на дополнительной диагностике? – сквозь зубы спросила я. Как же я рада, что сегодня уже есть методы, позволяющие достоверно исключить инфаркт. Особенно там, где его и в помине нет.

– Я настаиваю, что мне в больничку надо.

– А зачем? – я задала провокационный вопрос. Пациент с трудом сообразил, что правильный ответ будет для него последним, после чего я уйду, даже не попрощавшись.

– Чтоб лечили, – процедил он. Враждебность нарастала, а уж когда я достала из недр своего кейса прибор для снятия кардиограммы дистанционным способом, он окончательно занервничал.

– Ложитесь, – мрачно скомандовала я.

– Что это? – больной нахмурился. Приборы, видимо, вызывали в нем большее уважение, нежели люди.

– Кардиограмму сделаем, – пояснила я и набрала с его телефона номер консультационного пульта для нас – врачей. Есть, между прочим, и такой.

– А как? Может, это прибор неточный? – с надеждой уточнил он.

– О, вполне точный. Сейчас я подключу датчики, и тоновым сигналом буду передавать информацию с них на прибор. Прямо через ваш телефон. Прибор на том конце провода построит график, а дежурный врач-консультант скажет нам с вами, кто куда должен ехать. Или идти, – нежно объяснила я.