Хорошая новость: один такой мозг был у меня на примете.

В мае 1917 года Эмиль Кребс, немецкий дипломат и гиперполиглот, прибыл в Сан-Франциско вместе с женой Амандой и двумя ее дочерьми. Известный своей эксцентричностью, он разглагольствовал о грозовых тучах войны и всячески их приветствовал. Двумя месяцами раньше он вместе с семьей на голландском корабле сбежал из Китая, где проходила его дипломатическая служба. Еще во время плавания он по радио узнал о том, что Соединенные Штаты объявили войну Германии. Это вызвало его опасения, что по прибытии в США он может быть объявлен военнопленным, но эту проблему удалось решить путем дипломатической сделки: ему и его семье разрешили перебраться на восточное побережье, чтобы сесть на корабль, идущий в Европу, но весь путь по территории США они должны были проделать в запломбированном вагоне. В течение недели они не могли ни выйти, ни принять посетителей; в вагоне не было даже окна, чтобы выглянуть на улицу. Радовало одно: в багаже Кребса имелась целая библиотека, полностью поглощавшая его внимание, поэтому, даже если бы у него была такая возможность, он вряд ли стал бы отвлекаться на проплывающие за окном пейзажи.

Кребс знал множество языков, но тогда он путешествовал по стране, где говорили практически только на английском. Соединенные Штаты в тот момент как раз находились в процессе перехода от толерантного многоязычия к исключительно англоязычной ксенофобии. Этот процесс значительно ускорился в результате конфликта, возникшего между США и правительством кайзера Вильгельма II, которое и представлял Кребс.

Если бы Кребс посетил Сан-Франциско, где жили несколько поколений китайцев, он наверняка нашел бы собеседников, поскольку различные диалекты китайского были его специализацией. Кребс не знал ни одного языка коренных народов Америки, которые в большом количестве были представлены в Калифорнии, что на некоторое время сделало этот регион одним из самых многоязычных в мире. По оценкам лингвистов, в конце 1800 года на этой территории жили носители более чем ста языков. На тот момент, когда первые европейцы прибыли в Америку, жителями Северного и Южного континентов была представлена практически половина всего языкового многообразия нашей планеты. Местные жители говорили на 1800 языках.

Как только поезд пересек границу Среднего Запада, на пути Кребса стали попадаться города, в которых жило много немцев, шведов, норвежцев, голландцев, поляков, итальянцев, греков, использовавших в повседневной жизни родные языки и постепенно осваивавших английский. В 1910 году в Соединенных Штатах насчитывалось тринадцать миллионов белокожих иммигрантов старше десяти лет. Для большинства из них родными были английский, немецкий, итальянский, идиш, польский и шведский. При этом 23 процента населения признавались, что вообще не говорят по-английски (этот показатель не выглядит слишком высоким, если учесть, что, согласно опросу, проведенному в 1990 году, 26 процентов респондентов ответили, что знают английский плохо или не знают его вовсе). Для коренных американцев обязательное школьное обучение английскому было введено в 1870-х годах, но заглушить голоса иноязычных культур оказалось непросто.

На фоне развернувшихся после объявления войны антигерманских настроений американские патриоты запретили преподавание на немецком; немецкие газеты подвергались жесткому регулированию, немецкие книги сжигались. Губернаторы Южной Дакоты и Айовы объявили вне закона употребление любого языка, кроме английского, в телефонных переговорах и общественных местах. Дети давали клятву верности английскому языку. В 1910 году в США еженедельно выходили 433 газеты на немецком языке, к 1960 году их осталось только 29.

Если бы Кребс знал об этой кампании, направленной на искоренение многообразия языков, он, как истинный их ценитель, несомненно, оплакивал бы эту потерю. Как и Меццофанти, он был сыном плотника. Кроме этого, их объединяла страсть к изучению языков. Однажды в детстве Кребс нашел где-то старые французские газеты и через две недели после того, как учитель дал ему французский словарь, уже мог говорить по-французски. Он не мог перенять языковые навыки от своих родителей. Он не рос в многоязычной среде. Он просто имел врожденную способность к изучению языков, сродни способности подсолнуха поворачиваться вслед за солнцем.

Говорят, что к моменту окончания средней школы Кребс знал уже двенадцать языков. После получения юридического образования он поступил в школу переводчиков при Министерстве иностранных дел в Берлине, где его спросили, какой язык он хотел бы изучать. К тому времени в его арсенале уже были латынь, греческий, французский и иврит, которые он учил в школе, а также современный греческий, английский, итальянский, испанский, русский, польский, арабский, и турецкий, которые он выучил самостоятельно. «Я хочу изучать все», – ответил он.

Конечно, ему заявили, что это невозможно.

«Хорошо, – якобы сказал на это Кребс, – тогда хочу учить самый трудный».

Ему был предложен китайский. Он начал изучение этого языка в 1887 году и сдал свой первый экзамен в 1890-м. В 1893 году он был назначен дипломатическим переводчиком расширившегося немецкого представительства в китайских городах Пекин и Циндао, а в 1894-м и 1895-м сдал два следующих экзамена, получив оценку «хорошо». К 1901 году он дослужился до звания главного переводчика. Тогда же благодаря языковым способностям ему удалось приблизиться к китайскому императорскому трону.

Произошло это следующим образом. Однажды дотошный имперский чиновник решил узнать, кто из работников германской миссии составляет документы на столь элегантном китайском. Это был Кребс. С этого момента он стал частым гостем вдовствующей императрицы Цыси, приглашавшей его на чай, который они пили из полупрозрачных фарфоровых чашек. Ей нравилось общаться с ним как с человеком, «лучше всех владевшим китайским языком среди иностранцев». Китайские вельможи задавали ему вопросы о других языках, используемых на территории их страны (монгольском, маньчжурском, тибетском), которых они не знали, поскольку изучение нескольких языков не было частью местных традиций. Рассказывают, что однажды китайские чиновники даже попросили Кребса перевести для них письмо, полученное от вождей восставшего монгольского племени.

По словам Виктора Мейра, китаиста из Пенсильванского университета, «на протяжении всей китайской истории санскрит изучали лишь некоторые китайские монахи, которые отправлялись в Индию и жили там в течение долгого времени. Торговцы и некоторые чиновники, в чьи обязанности входило посещение различных регионов Китая, изучали отдельные диалекты китайского. К другим иностранным языкам китайцы не проявляли никакого интереса, даже из любопытства». Стивен Оуэн, профессор китайской литературы из Гарвардского университета, добавил, что некоторые китайцы изучали маньчжурский в период, когда страной правила династия Цин (с 1644 по 1911 год), но это были люди, непосредственно работавшие на императора.

«Мне не известно ни одного случая, – говорил Оуэн, – чтобы до наступления современной эпохи кто-нибудь из представителей [китайской] элиты занимался бы серьезным изучением иностранных языков просто для тренировки интеллекта, без наличия прямой необходимости».