Йоко взяла сына за руку и отвела на то место, где упал на землю отец. Соседи и работники Дакоты со слезами на глазах смотрели, как мальчик разглядывает пол.

Йоко попробовала объяснить, как так вышло, что душевнобольной фанат убил своего кумира.

Шон никак не мог понять.

— Если любишь человека, зачем причинять ему боль?

— Он был сумасшедшим.

Шон попробовал усвоить информацию.

— Мы должны выяснить, действительно ли он сошел с ума, или просто задумал убить папу.

— Решать судье.

— Судье? Как в теннисе или в баскетболе?

Вопрос Шона вызвал у Йоко улыбку. Она вспомнила, как Джон играл с сыном, беседовал с ним, цеплялся за какое-нибудь слово и выстраивал вокруг него разговор.

— Папочка ушел к Богу, — сказал Шон. — Тот, кто умер, становится большой-пребольшой, ведь он теперь — часть мира.

Мать с сыном вернулись в квартиру. Шон не хотел, чтобы мать видела его слезы. Он пошел к себе в комнату и, со слезами на глазах, попробовал сочинить стих.

— Помню, как люди шумели на улице, — скажет он журналу «Нью-Йорк» через тридцать лет, — помню костры, песни, полицейскую ленту внизу, как записывали «Double Fantasy», голос отца, его кожу, его колено. Будто я проснулся ото сна, и в тот миг перестал быть ребенком.

В пивной «Кникербокер» Адам Шэнкер с трудом наполнял стаканы.

— Я был раздавлен и уничтожен, — вспоминает он. — Я плакал за стойкой, и люди относились с пониманием. Весь город был в состоянии шока.

Тодд Рандгрен не знал, как относиться к тому, что Марк Дэвид Чепмен оказался большим ценителем его творчества — из-за песни «Rock and Roll Pussy» и якобы вражды с Джоном Ленноном.

— Просто неудачное совпадение, в жизни так бывает, — сказал он о том, что Чепмен среди прочих вещей на алтаре в «Шератоне» оставил его «The Battle of Todd Rundgren». Рандгрен всякое повидал и знал, что среди его поклонников хватает полоумных

фанатов.

— Хорошо уже то, что с ними редко сталкиваешься, — сказал он.

В Вашингтоне президент Джимми Картер воздал должное «духу Леннона, духу "Битлз", одновременно нахальному и серьезному, ироничному и идеалистичному». По его словам, как человек, разделяющий те же идеалы, он «возмущен вопиющей бессмысленностью» убийства Леннона. «Вдвойне мучительно то, что Джон Леннон, долгие годы борющийся за мир, умер насильственной смертью».

Подходила к концу встреча Рейгана и кардинала Теренса Кука, когда репортеры спросили у свежеизбранного президента, что он думает об убийстве «битла».

— А что тут можно сказать? — ответил Рейган, с трудом подбирая слова. — Это великая трагедия. Еще одно доказательство, что мы должны найти способ прекратить подобные трагедии.

Кук слушал пространные рассуждения Рейгана.

— Вся в целом картина насилия на наших улицах требует внимания и вмешательства, и мы найдем достойный ответ, — тем не менее, бывший губернатор Калифорнии, будучи консерватором, заявил, что запрет на владение оружием проблемы не решит.

— Я в это никогда не верил, — сказал Рейган репортерам. На этих словах кардинал сделал едва заметный шаг назад. — Я верю в калифорнийский способ контроля над оружием… Если человек, совершивший преступление, был вооружен, добавьте к сроку от пяти до пятнадцати лет.

Такое предложение не успокоило Кейске, брата Йоко. Житель Токио, он прямым текстом обвинил в смерти Леннона американскую традицию держать дома оружие и попросил Йоко вернуться на родину, где, по его словам, «можно не бояться вооруженных фанатов».

Но Йоко не собиралась уезжать из Нью-Йорка — города, разительно отличающегося от остальной Америки, избравшей президентом Рональда Рейгана и разделяющей его взгляды на свободную продажу оружия.

— Свободному обороту оружия в США надо положить конец, — сказал журналистам мэр Коч.

Однако язвительный выпад из-за океана вызвал его гнев: в редакторской колонке лондонского «Нью Стандард» черным по белому было написано, что «бессмысленные убийства стали обычным делом и для Нью-Йорка, и для всей Америки, где всеобщее право на ношение оружия порождает монстров».

— А в Англии что, монстров нет? — ответил Коч, высказавшись вполне в духе Джона Леннона: — Для начала спросите ирландцев.

Перенесемся в уголовный суд Манхеттена. В 15:10 Чепмена выпускают из камеры и ведут в зал номер 129 для предъявления обвинения. Туда набилось много народу, каждый зевака изучает выражение лица подозреваемого. Три года назад здесь стоял Дэвид Берковиц, «Сын Сэма» — загадочный маньяк, убивший шестерых случайных прохожих и ранивший еще семерых. Сидя в клетке, он улыбался и глумился над матерью одной из жертв. Чепмен совсем не такой. Он не скалится, не паясничает. По лицу невозможно прочитать ничего.

Чепмена обвинили в убийстве второй степени, как и всех подсудимых в штате Нью-Йорк, поскольку убийство первой степени означает смертный приговор. Помощник окружного прокурора Ким Хогриф сказал суду, что он «совершил преднамеренное и спланированное убийство Джона Леннона». Услышав эти слова, Чепмен повесил голову.

Назначенный судом адвокат Герберт Олдерберг заявил, что Марк слышал голоса и убежден, что его действия направлял сатана. Таким образом, его клиент «не до конца осознавал, что происходит», должен быть признан невменяемым и направлен на лечение.

В Англии почтили память Леннона показом на Би-Би-Си фильма «Помогите!», а в США в каждом выпуске новостей в красках описывали его убийство, пытаясь загнать иррациональные действия Чепмена в рамки здравого смысла. WABC, где работал Алан Вейс, показали снимки Чепмена, как его ведут в тюрьму, набросив плащ на голову. Легендарный ведущий Роджер Гримсби изобразил подозреваемого как недотепу, которого довела до ручки собственная неспособность долго работать на одном месте.

— Добрый вечер, с вами Роджер Гримсби, — приветствовал он зрителей в начале шестичасовых новостей. — Марк Дэвид Чепмен, двадцать пять лет, бывший охранник, ныне безработный, обвиняется в убийстве.

Показывают кадры, снятые за последние сутки: перепуганного очевидца перед Дакотой.

— В кого стреляли? — спрашивают у женщины.

— В Джона Леннона.

Видно, как в больницу Рузвельта бежит продюсер Леннона Джек Дуглас. Доносятся его слова: «Передайте, что я здесь. Он же тогда только-только от меня ушел».

На CBS ведущий Чарльз Осгуд рассказал согражданам, как мир был потрясен нападением, и как тяжело люди всей планеты переживают утрату:

— Вчера в Нью-Йорке был застрелен Джон Леннон во дворе собственного дома… Убийца не был лично с ним знаком. Все произошло так внезапно, так беспричинно, что у него просто не было времени убежать, спрятаться… Весь мир оплакивает Джона Леннона, будто он был вождем человечества, королем или президентам. Хотя нет, смерть королей и президентов редко вызывает такую скорбь.