инспектором уголовного розыска. Мотивировали тем, что такие крепкие ребята нужны в милиции. Валера дал своё согласие и почти полтора года проходил практику в роли внештатного инспектора уголовного розыска, даже получил две благодарности.

Было в нашей компании ещё одно увлечение, связанное с историей города Лида и замка. Болезнью кладов и тайных подземных ходов переболели, пожалуй, все пацаны, и не только нашего поколения. Жили мы рядом с замком и всегда хотели найти подземный ход с оружием и драгоценностями. Но вначале мы попали в подземный ход, который вёл под костёл. Начинался он в районе «поповского озера» за костёлом, в орешнике. Там был люк, замаскированный настолько хорошо, что можно было стоять на нём и не догадываться… Показал его нам товарищ из нашей компании, жил он на улице Калинина за замком. Люк и ход перед смертью показал ему его дед, который был в Армии Крайовой и до 1950 года со своими подельниками прятался там от органов МВД и МГБ. Армия Крайова – это воинское формирование поляков, выступавшее против советской власти на территории Западной Белоруссии, действовало подпольно в 1939–1954 годах, ратовавшее за возрождение Речи Посполитой в границах 1939 года.

Сейчас на месте люка стоит детский садик, построенный в конце 80-х годов прошлого века. Естественно, мы туда полезли и оказались под костёлом, в хранилище, где было вино кагор, красное. Вернулись за 3-литровыми банками, набрали вина и принесли домой. Родителям сказали, что помогли разгрузить молдавскую машину с фруктами и нас угостили вином для родителей. Да, по глотку мы попробовали, но больше нет, так как тренировались и тренер позволял выпить по бокалу шампанского только на Новый год дома. Если кто был замечен в употреблении вина, пива в другое время – был кандидатом на вылет из секции. Этого из нас никто не хотел. Авторитет тренера для нас был велик.

Роман, товарищ, который показал нам ход под костёл, взял с нас слово, чтобы мы больше туда ни ногой, т. к. костёл «святое место» и нельзя его осквернять заимствованием вина… Мы поклялись и под костёл больше не лазили. Зато отличились в другом месте.

По вечерам (иногда ночью) мы ходили на польское (католическое старое) кладбище по ул. Энгельса, где проверяли друг друга на смелость. У нас был целый ритуал для этого. Специально подготовленные фонарики с заклеенной бархатной бумагой с вырезанными глазницами, батарейки специально ставили ослабленные, чтобы «глаза» выглядели в ночи натуральными. Тёмная одежда, в кармане магний, металл; если им чиркануть по ограде или металлическому кресту, то сразу появлялся сноп искр. И, конечно же, специально сделанные балахоны из простыней, которые мы «позаимствовали» дома. Валера их пошил нам на машинке матери, пока она была на работе. До нашего прихода кладбище было идеальным местом, где собирались любители выпить, «влюблённые парочки без морали» и др. За несколько месяцев мы всех вышеназванных лиц «выкурили», и по городу поползли слухи о «чертовщине» на кладбище. Чтобы усилить слухи, у нас родилась идея попугать прохожих, которые проходят возле ограды кладбища днём на базар, а вечером с танцев или из ресторана. Толчком к этому послужил старый манекен, найденный нами у старого универмага возле поликлиники (до 1939 года это была городская гостиница). Мы нарядили манекен: старую рубашку, брюки, ботинки и пиджак взяли из дома; Валера, я, третьим был Игорь Тимченко, в мешке притащили наше произведение на кладбище. Повесили его на дереве, ветви которого свисали из-за ограды кладбища на ул. Радюка. Время где-то 23 часа, идёт молодая парочка, целуются. И вдруг – повешенный. Они с криком разбегаются в разные стороны под наши завывания и искры от магния на оградах могил и крестах… Мы убираем манекен в каплицу, в пустое надгробье, следов никаких. Через некоторое время приезжает милиция. Очевидцы (парочка) утверждают, что здесь висел человек, а им советуют «меньше пить».

Трудно сказать, чем могли закончиться для нас такие шутки, но, к счастью, от них нас удержала пожилая женщина, которая приметила нас во время наших дневных и вечерних посещений кладбища. Она жила в доме рядом с кладбищем по улице Радюка. Её фамилия Журавская. Она рассказала нам много историй о довоенной жизни города. Гордилась тем, что до 1939 года её семья была богатой и известной среди польских семей, да и сам дом, где она жила, говорил об этом. Несколько домов рядом тоже принадлежали Журавским. После войны хозяевам оставили 1/3 дома, в остальной части сделали две квартиры и дали людям. В одной из них, как рассказывал Валера, после войны жил его учитель по географии Кулеш.

Из многих рассказов Журавской о прошлом города особенно нам запал в душу рассказ женщины о «еврейском золоте Лиды». По её словам, 21 июня 1941 года в 21 час 30 минут в городской синагоге собрались известные в городе евреи. Собрал их Ахарон Рабинович, зять известного в еврейских кругах Ицхака Иакова Рейнеза. Они уже знали о том, что Германия нападёт утром 22-го июня на Советский Союз. (Но вот откуда они об этом знали?! – Авт.) Всем евреям было рекомендовано срочно спрятать самое ценное этой ночью, а молодёжь отправлять на восток, в глубь страны. По словам Журавской, к ним в 23 часа пришёл А. Рабинович с просьбой спрятать в надёжном месте золото и ценности его семьи. Дело в том, что муж Журавской имел деловые отношения с Рабиновичем и они доверяли друг другу. Женщина нам красочно описывала, что видела сотни евреев (а до войны их жило 9600 человек в городе), которые с 24.00 до 3.00 утра возвращались из района нынешнего Кургана, завода «Изотрон», лесополосы по Тавлая и Калинина, где можно было на то время спрятать ценное. Другая половина, в основном еврейская молодёжь, дети, выезжала из города по Ивьевской дороге на Минск на подводах и машинах. Милиция металась по городу, ничего не понимая, останавливали этот поток, но их не слушались, а через два часа немцы уже бомбили центр города и вокзал со станцией, где стояли эшелоны с новыми танками Т-34 и КВ.

Сама же Журавская рассказала, что ценности Рабиновича лежат здесь, плавно проводя рукой по одному из участков кладбища, а где точно – никто, кроме неё, не знает…

Позже, 8 мая 1942 года более 5000 тысяч евреев погонят из гетто за город и расстреляют. Причём, по словам Журавской, расстреливали не немцы, а полицаи из числа белорусов и поляков, последних было всего 7 человек, их знали все в городе. Оставшиеся в живых евреи собрали целый