Хинако вскрикнула и зажмурилась.

Рядом размеренно урчал двигатель, и на душе сразу стало спокойнее. Хинако открыла глаза и решительно оглянулась назад. Черной пряди не было. Она взглянула на Фумия. Кажется, он даже не заметил ее испуга. Опять показалось? Может, ей и собственный крик померещился?

Хинако сцепила руки на коленях. Автомобиль, словно сумасшедший, мчал ее по обрывистым скалам Сикоку.

Кто-то грубо тряс его за плечо. Мужчина застонал, открыл глаза и тут же зажмурился — прямо на него был направлен яркий луч карманного фонарика. За ним угадывались несколько мужских силуэтов.

Он потер глаза и вспомнил, что находился в скалистом гроте. Он не знал, день на улице или ночь. Интересно, сколько времени он проспал? Кажется, слишком долго, потому что каждое движение отзывалось в теле ломотой.

— Ты здесь ночевал? — обратился к нему парень с фонариком.

— Да. — Голос звучал хрипло.

— Подозрительно.

— Да он это, кто же еще?! — разом заговорили окружавшие его люди.

Мужчину выволокли на улицу.

День был в самом разгаре. Судя по прогревшемуся воздуху, около полудня. Как он мог проспать в такой важный день?!

Теперь он мог получше их рассмотреть. Их было несколько, один в полицейской форме, другие — служители храма. Судя по яростному выражению на лицах, они готовы были его разорвать. Один из служителей прошептал полицейскому, что он и есть «тот самый». Полицейский кивнул и приблизился вплотную:

— Ты кто такой?

— Житель его величества Сикоку. Паломник.

Как правило, в самых разных ситуациях стоило сказать, что ты паломник, и это решало множество проблем. Паломники — как бродяги; где бы ты ни спал, если на тебе белое одеяние, то на тебя неизменно смотрят с уважением.

Но этот полицейский был другим. Не меняя грозного тона, он спросил:

— Я тебя не о том спрашиваю. Как зовут? Где живешь?

— Зовут Наоро Сэнто. Живу в деревне рядом с Футаной.

Служители переглянулись.

— Да это же совсем рядом.

— Футана… Это за Кумагавой, что ли?

— Точно так.

Полицейский взглянул на него с подозрением:

— Если живешь совсем рядом, зачем тебе здесь спать?

— Так я же говорю, паломник я. — Наоро еле сдерживался. Он не мог позволить себе терять драгоценное время на праздные разговоры. В эту самую минуту кто-то пытается осквернить священную гору.

Полисмен толкнул его в грудь:

— Врать не советую. Сюда несколько раз забирался вор. Кроме тебя, некому. — Он схватил Наоро за грудки. — В участке разберемся. Там ты быстро расскажешь, как дело было.

Если не лезть на рожон, недоразумение, конечно, разъяснится, но он потеряет кучу времени. Наоро оттолкнул полицейского и бросился бежать.

— Стой! Держи его!

Наперерез ему бросились служители. Наоро сделал подсечку, и один из них с воплем рухнул наземь. Словно из-под земли прямо перед ним выскочил другой. Наоро сбил его с ног, тот ударился лбом о каменные ступени. Из бритой головы фонтаном хлынула кровь.

— Стой! Ты арестован! — Полицейский опустил дубинку на голову Наоро. На мгновение у него потемнело в глазах, боковым зрением он заметил, как полицейский достает наручники. Не тратя времени на раздумья, он зубами вцепился ему в руку, вырвав кусок мяса. Во рту появился привкус крови.

На лице полицейского был написан ужас. Наоро воспользовался паузой и рванул вверх по каменным ступеням.

— Убийца! Людоед! — неслись вслед голоса.

Он уже видел с левой стороны спасительный просвет между скалами и дорогу за ним.

— Стой! Стрелять буду!

Во рту по-прежнему чувствовался вкус крови. Мужчина все бежал вперед, отплевываясь на ходу.

Послышался хлопок, и плечо прошила внезапная боль. Он закачался.

— Есть! Попал! — послышался возбужденный голос.

К бурым пятнам грязи на белом одеянии добавились подтеки крови. Но Наоро все бежал вперед, не разбирая пути.

— Остановись!

«Исидзути хотят осквернить!» — раздавался в голове голос богов.

Ниёдо тихо несла свои изумрудно-лазурные воды. Скалы вдали отливали бирюзой. Со всех сторон дорогу окружали горы, до самых вершин усеянные рисовыми полями. К склонам жались крестьянские избы.

Машина мчалась прямо, не сворачивая с тридцать третьей автотрассы. Фумия по-прежнему молчал, словно Хинако не было в машине. Никто не смог бы лучше изобразить полное равнодушие.

И все же в его поведении было что-то странное. Причина явно была не в том, что он сердится на Хинако. Он вел себя так, словно натолкнулся на какой-то непреодолимый барьер внутри себя самого. Что его мучит?

Злясь на себя, что не может проникнуть к нему в душу, Хинако выпустила в окно струю сигаретного дыма. Небо, еще недавно такое ясное, постепенно затянулось облаками. В окно врывался влажный ветер.

Хинако вдавила окурок в пепельницу и закрыла окно, в салоне стало совсем тихо. Она исподтишка любовалась неподвижным профилем Фумия с заостренным подбородком.

— О чем ты думаешь?

Можно было не спрашивать. Он снова ничего не ответил.

Впору было разрыдаться. Что ей делать? Куда бежать? Не в силах больше выносить эту тишину, она без спросу включила радио. Пусть бы он возмутился, накричал на нее, в конце концов! Только бы не молчал. В эфире радостно щебетал ведущий местной радиостанции:

— Итак, следующий звонок от госпожи Ямамото. Что скажете?

Дозвонившаяся женщина рассказала, что у нее в огороде созрела гигантская тыква.

— Она такая огромная, не обхватишь. Соседи говорят, ее надо оставить на Хэллоуин, из нее получится отличное привидение. Некоторые даже просят сфотографировать ее на память!

— Да, я бы и сам с удовольствием взглянул на такое чудо. Но как же вы собираетесь есть эту тыкву-привидение?

— А мы не станем ее есть, а то еще съедим, и привидение правда появится. — Женщина засмеялась собственной остроумной шутке.

Фумия обгонял одну машину за другой. Хинако не нравилось, что он так спешит.

Дорожный указатель сообщил, что они въезжают в префектуру Эхимэ. Немного проехав вдоль излучины реки, Фумия резко повернул направо, под указатель с надписью «Исидзути».

Хинако вздрогнула:

— Ты едешь на Исидзути?

Фумия молча глядел перед собой.

Та самая Исидзути, о которой Ясутака писал, что гора зовет его. Значит, Фумия тоже туда направляется?