— Когда?

— Как только верну Эда в дом Номер Десять.

— Джек, для меня совершенно очевидно, что Эд сгорел.

По пути назад, проходя мимо бывшей почты, они видели, как рабочий прибивает над входом кованую вывеску с надписью "Магазин Старая Почта".

Али сообразил, как растопить печь, и приготовил чай. Он рассказывал премьер-министру, почему никогда больше не станет голосовать за лейбористов:

— Сначала они выкинули эту уйму денег на выставку «Арсенал»[60]. Я хочу сказать, кому охота платить тридцатник, чтобы показать детям всякие разные ружья и мечи, иннит? А потом эта идиотская однорядная система на всех полосах общественного транспорта, и зачем понадобилось позакрывать все бассейны, ведь мой старший еще не успел получить свою бронзовую медаль?

Премьер-министр сидел, обхватив руками голову, внутри он буквально кипел. Ну почему британский электорат не способен различать обязанности центральных и местных органов власти?

Вошла Памела.

— Поздравляю, Эд, вчера ты классически надрался, на все сто.

Премьер-министр быстро заморгал и стал бормотать извинения.

Джек отправился наверх собрать вещи, по пути он миновал открытую дверь в детскую. На обратной дороге он заглянул туда. Мебель и игрушки были красивые и яркие, но ими явно уже пользовались. Джек открыл верхний ящик комода и обнаружил, что он полон самой разной одежды маленьких размеров. Он бережно задвинул ящик и, выходя, прикрыл за собой дверь.

Когда они уезжали, Памела была занята: некая дама с карибским загаром воссоединялась со своей собачкой. Джек расцеловал Памелу в обе щеки, втянул аромат ее духов и сказал, что сообщит насчет обеда.

Она одарила его такой открытой улыбкой, что Джека вдруг обдало жаром, и даже перспектива визита в дом престарелых к дядюшке Эрнесту, которому стукнуло восемьдесят один, не смогла остудить этот жар.

Джек попросил Али вести машину чуть помедленнее и показал спутникам луговые цветы, которые Памела посеяла вдоль обочин.

Премьер-министр вздохнул:

— Ах, Джек, нет ничего прекраснее, так сказать, английского пейзажа. Кроме Тосканы, конечно.

По полю, совсем рядом с дорогой, полз трактор. Из трубки над герметично закупоренной кабиной выплескивался во все стороны бледный туман; и прежде чем они успели поднять окна, туман заполз в салон и принялся разъедать глаза. Все трое зашлись в кашле. Не видя дороги, Али дал по тормозам и выключил двигатель. Мало того, что слезились глаза, еще и ветровое стекло затянуло матовой пленкой, с которой «дворники» не справлялись. Через четверть часа в полицейском управлении Челтнема зарегистрировали звонок от фермера из Суэйл-он-де-Уолд, который заявил, что его вытащили из трактора три праздношатающихся гражданина: высокий белый мужчина, блондинка-трансвестит и пакистанец. Дежурная, принявшая звонок, предупредила фермера об ответственности за ложный вызов: крупный штраф или лишение свободы.

Положив трубку, дежурная повернулась к коллеге:

— Еще один сдвинутый фермер звонил. Это все их химикаты.

В регистратуре дома престарелых «Радуга», где едкий запах мочи мешался с ароматом промышленного дезинфицирующего средства, Джека с премьер-министром приветствовал владелец, Гарри Радуга, — в прошлом он, похоже, был боксером-тяжеловесом. Пока он энергично обменивался рукопожатиями с посетителями, о его брюки в тонкую полоску терся жирный черный кот.

— Это Чернушка, — представил его хозяин. — Жильцы его обожают.

— В жизни не видел такого жирного кота, — сказал Джек.

— Чудовище, — согласился Гарри Радуга. — Я прошу жильцов его не подкармливать, но они буквально убивают его своей добротой. В среднем нам тут кота хватает на год; всех зовут Чернушками, чтобы не оформлять заново разрешение на домашнее животное. Так вы насчет закрытия приехали?

— Нет, — ответил премьер-министр. — Мы к Эрнесту Миддлтону.

Гарри Радуга удивился:

— Его племянница Памела приезжает по воскресеньям, а больше никто не бывает. Грустно, в самом деле. Он ведь дядя премьер-министра, знаете ли. Но бедолага от племянника даже рождественских открыток не получает. Эрнест сильно переживает из-за закрытия. Неплохо бы его приободрить как-нибудь.

— А почему вы закрываетесь, мистер Радуга? — спросил премьер-министр. — Разве нет спроса на места в домах престарелых?

— Есть, только для нас с женой это все же в первую очередь бизнес, а, по правде сказать, прибыли от стариков никакой. Мне надо в неделю еще хотя бы пятьдесят фунтов на душу, чтобы наше с женой время окупалось. И еще этот новый закон вот-вот вступит в силу, все дверные проемы придется расширять на дюйм.

— А куда же они все денутся? — спросил премьер-министр.

Через приемный покой ползла стайка старух на ходунках.

— Эй вы, ходунки, а ну бегом марш! — гаркнул Гарри Радуга. Старухи вежливо захихикали. Гарри продолжил, понизив голос: — Не знаю, куда они денутся, а только через три месяца здесь будет частная клиника: наращивание груди, липосакция, вот где теперь деньжищи-то.

Он познакомил их с Лорен, сиделкой. Лорен внимательно изучила премьер-министра сквозь очки в зеленой оправе и спросила:

— Откуда я вас знаю? Общество борьбы с лишним весом?

Джек отвлек Лорен, спросив, нельзя ли увидеть Эрнеста.

— Увидеть-то можно, — сказала она, — только вряд ли он с вами станет разговаривать. Он в дурном настроении, господь с ним. Для них всех это закрытие ужасный удар.

Она провела их в просторную комнату, где в пластиковых креслицах с младенческими столами-загончиками осколками былого сидели старики.

— Заметьте, я очень переживаю за стариков, но мистер Радуга сказал, что частные пациенты — это очень даже выгодно, если мы будем их иногда баловать.

Большой телевизор показывал детскую программу. Четыре актера в костюмах основных цветов, раскачивая добродушно-жутковатыми головами, кривлялись под песенку про торт-объедение.

Лорен подошла к сухопарому старику с умным лицом, который был одет в костюм-тройку, и сказала:

— Эрнест, к вам посетители.

— «Визитеры», автор — Дейзи Эшфорд[61], — сообщил Эрнест. — Превосходная книга. Рисковала оказаться утомительно наивной, но, полагаю, вышло неплохо.

— Иногда он несет чушь, — заметила Лорен.

— Очень смешная книга, — сказал Джек, обращаясь к Эрнесту.